У двери его ждал Славик.

— Порядок? — спросил он шепотом.

— Конечно, Славик. Я тебе хотел сказать — ты прав.

— Насчет чего, Шаман?

— Насчет того, что перебежчиков не любят.

И Шаман нанес Славику короткий страшный удар ребром ладони.

Валентина притормозила в условленном месте, и, словновозникнув из воздуха, два смуглых человека скользнули в ее машину.

— Ну что, Иса, опять упустили девчонку?

— Э, ханум, не тебе так говорить! У тебя операция ссамого начала вкривь пошла! Ты ведь нам говорила, что девчонка будет подконтролем, что не помешает? И что документы пересняты и подготовлены? Ну и гдеэти документы? И где твой контроль?

— Форс-мажор, Иса, случился.

— У тебя, ханум, всегда форс-мажор случается. Еслиработать чисто — никакого форс-мажора не будет. Твой дружок дорогой какую игрузатеял? Связался с какими-то русскими бандитами. Хотел сам это дело провернуть,без тебя, что ли? Ты нам про это не говорила. Хорошо, что те бандиты сами другдруга поубивали, а то сколько бы лишней работы нам с Кемалем было!

— Твой Кемаль мне на нервы действует! Сидит, молчит каксыч…

— Кемаль простой человек, никаких языков не знает, нето что русского — по-английски ни слова, всю жизнь в горах прожил, зато глаза,как у горного орла, и сердце, как у льва. В муху с двадцати шагов попадает и сножом управляется, как ты с мужем своим не умеешь…

— Ладно тебе, завел рекламную кампанию! Ты лучше скажи— выяснили вы, кто Вадима угробил? Ты уверен, что это не вы со своим горнымкозлом?

— Ты, ханум, выбирай слова! Счастье твое, Кемаль языкане понимает! А то уже лежала бы твоя голова отдельно от всего остального! Мытвоего дружка не трогали! Уж не сама ли ты его кончила, когда про двойную его ифу узнала?

— Нет, это не я.

— Тебя-то мы там видели, ты в его квартиру входила.

— Я и не скрываю, что там была. А только нашла я еготам уже мертвого. И думаю, что это девчонка его.

— Ага, и привязала к креслу, и пытала? Не сходится утебя. Ну да ладно, это теперь не важно. А вот если бы ты пропажи хватилась неутром, а сразу, как он ушел, то мы бы к нему на квартиру раньше бандитов успелии все бы уладили.

Кемаль, до того не издавший ни звука, разразился длиннойтирадой на родном языке. Иса ответил ему краткой фразой и снова повернулся кВалентине:

— Кемаль сказал, что ему не нравится, как ты ведешьдела. И ты сама не нравишься. Если бы не ибн-Фарух, он бы тебя давно зарезал идомой уехал. Ему здесь не нравится. Здесь холодно.

— Вы меня не пугайте! — взвизгнулаВалентина. — Вам Хасан приказал делать, что я велю, — вы и делайте.Сами девчонку упустили, а сами волну гоните на меня.

— Хасан-ибн-Фарух — настоящий воин, для нас его имя, мыего приказ выполним, но подчиняться женщине воин Аллаха не может. Мы дляибн-Фаруха должны бумаги достать, мы их достанем. Те бумаги, что на дачебыли, — сгорели. Ты копии сделала — у тебя их украли. Твоя вина, не наша.Кто украл? Девчонка? Где прячет? Что ты знаешь? От тебя никакой помощи, однинеприятности.

— Я на днях буду с Хасаном говорить, попрошу его, чтобыдругих людей прислал. Вы мне претензии предъявляете, а сами вдвоем с девчонкойодной справиться не могли. У хахаля ее. Кирилла, искали — ни черта не нашли.Вам скажу, что делать надо — надо девчонку прижать как следует, язык ейразвязать, чтобы все выложила — куда дела мои копии, где прячет. Если вы с этимне справитесь — пусть Хасан решает, что с вами делать.

— Ладно, девчонку мы достанем, это не проблема. Все онанам скажет, что знает. Нет такого человека, который бы нам все не сказал.Кемаль — он такой. У него и немой заговорит. Он человек простой, темный, языковне знает, но заставит говорить любого.

В субботу утром меня разбудили дети. Девчонки дразнилиСтасика, он жутко орал, да еще кошка мяукала как резаная. Галка с Сергеем ужеушли, я собралась, привела себя в порядок, накормила детей поздним завтраком ипотащила весь наш детский сад в скверик. Там я нежилась на мягком осеннемсолнышке, девочки бегали по площадке, а Стасик прилежно копал песочек у моихног. Он вообще со мной ведет себя очень спокойно. Мы с ним построили красивыйпесочный дом, потом прибежали девчонки и стали его модернизировать, Стасикрасстроился и заорал — в общем, мы все очень неплохо провели время. После обедая уложила Стасика спать, а девчонок усадила играть в тихие игры. Сама язанялась хозяйством, потом позвонила Кириллу, но у него никто не отвечал.Значит, уже встал и ходит по своим делам, мои заботы ему ни к чему. Когдаявились Галка с Сережей, я сообразила, что у меня абсолютно нет продуктов ирешила сбегать в магазин.

Когда я, нагруженная двумя пакетами с продуктами, открыладверь своего подъезда, какой-то молодой человек открывал почтовый ящик, стоя комне спиной. Я сделала было шаг назад, чисто инстинктивно, но чьи-то сильныеруки схватили меня сзади, а Кемаль, это был он, брызнул мне в лицо пахучейжидкостью. Последняя моя мысль была о том, что какие наглые эти арабы — присвете дня, в субботу, похитить человека на глазах у изумленной публики!

Когда я пришла в себя, первым, что я увидела, было лицо тогоже самого Кемаля. Он наклонился надо мной с детской доверчивой улыбкой. Я попыталасьпошевелиться, но мне это не удалось. Тогда я осторожно оглянулась по сторонам.Комната была небольшая и абсолютно пустая, в ней даже не было окон. Обоисвисали клочьями, дощатый пол весь покоробился. Из мебели в комнате сохранилсястарый-престарый комод, покрытый вместо скатерти куском старого рваного тюля.По одной стене не стояло ничего, только по светлым кускам обоев можно былодогадаться, что раньше здесь стояла мебель, а вдоль другой, противоположной,стены тянулась достаточно толстая железная труба. Это не была труба паровогоотопления, потому что она была холодная. Зачем она была там, я не знаю, ноарабы приковали меня к ней самыми настоящими наручниками, как в кино. Япосмотрела вниз. Куртку с меня они сняли, я была в джинсах и свитере. А подомной лежала старая диванная подушка. Заботливые какие!

Увидев, что я открыла глаза, Кемаль обернулся и сказалчто-то на своем гортанном языке. Тут же в поле моего зрения появился егонапарник-переводчик.

— А-а, пришла в себя! С возвращением, так сказать.

— Куда опять вы меня притащили? Чего еще надо?

— Нам надо, чтобы ты отдала чужую вещь. Брать чужиевещи нехорошо, это грех.

— Аллах не велит, да?

Его смуглое лицо пошло пятнами, я подумала, что он меня тутже зарежет.

— Не смей произносить святое имя своим нечистым ртом!