Паук, очевидно, решил, что раз Крекен не сдерживается, то и ему не надо. И сжал свои ядовитые жевала, отчего визг укушенного за нос парня превратился в ультразвук.

– Кто-нибудь, прогоните баньши, – заворочавшись, недовольно пробормотал с подоконника Гэри. – Спать мешает…

Наказание за вновь укушенный Эйданский орган мне назначил куратор нашей группы, Митрофан Игнатьевич. Самолично. Я подспудно надеялась, что отправят на разборки к Власу. Во-первых, были какие-то смутные надежды, что он не будет ко мне столь суров… А во-вторых, мне почему-то хотелось его увидеть, несмотря на «русалочьи» обстоятельства нашей с ним последней встречи.

Но нет, в этот раз Митрофанушка решил, что негоже свет очей ректора на мою скромную персону отвлекать, и проявил чудеса злокозненности, да и самой настоящей жестокости, если уж на то пошло.

Целую неделю я должна была ухаживать за лечебными пиявками с кафедры целительства. Данные кольчатые черви проживали в большом стеклянном сосуде замысловатой формы и в своей отвратности, пожалуй, дали фору самому Пушку.

Я была вынуждена повсюду таскать эту, прости господи, банку с собой. И ежеминутно проверять: все ли с пиявочками в порядке, как их устраивает температура воды, не голодные ли они и в хорошем ли настроении пребывают? Если с настроением у них было не очень, мне нужно было всячески развлекать их, водить на прогулку и читать интересные книжки.

К слову сказать, пиявкам почему-то очень нравились романтические баллады.

Гэри с Коди, как только узнали о сути назначенного Митрофаном наказания, сразу объявили, что на недельку съедут из моей комнаты. Предатели! Мол, нам нужно немного развеяться и отдохнуть друг от друга.

А вот мне к исходу недели уже срочно нужно было отдохнуть от этих пиявок! Даже кошмары стали сниться, как у них отрастают ноги, ночью они вылезают из своего сосуда и всем скопом на меня набрасываются. Поэтому баночку я держала плотно закрытой.

Ну так, на всякий случай.

В перерыве между парами я частенько выносила пиявочек на открытую галерею и ставила на перила, чтоб принимали солнечные ванные. Кольчатые черви весело резвились в заботливо поменянной мною водичке, блестя на солнышке своими осклизлыми черными боками. Они выглядели резвыми, жирненькими и очень довольными моим за собой уходом…

Чего не скажешь обо мне.

Опершись о деревянные перила, я любовалась открывающимися с такой высоты просторами: зелеными лугами, блестящей лентой реки и туманным еловым лесом, маячащим на горизонте.

Кстати, о лесе… Приглядевшись, заметила парочку студентов, которые возникли из его чащи, и, то и дело оглядываясь, направились к академии. Кажется, там даже были знакомые лица…

Чтобы лучше разглядеть, решила перейти на другую сторону галереи, для чего нужно было миновать крытую беседку с зеленой черепичной крышей и изумрудными стеклами…

В этой, сокрытой от глаз беседке, все и произошло.

Он резко напал сзади, обхватив меня за талию одной рукой и зажав рот другой. Я попыталась вырваться, пнуть его или, на худой конец, укусить, но все было бесполезно. Мужчина прижал меня к стеклу, в котором я смутно увидела свое испуганное отражение и кисть его руки со странными символами, как будто вытатуированными на тыльной стороне ладони.

Запоздало вспомнила, что у меня вообще-то есть магия, и попыталась шарахнуть его молнией, как у Митрофана на занятии по стихиям… Вот только, как назло, в этот раз вместо молнии получился легкий бриз.

– Не сопротивляйся, – послышался в ухе змеиный шепот. – Иначе сделаешь себе только хуже. Невыразимость – тонкое заклятие и может вовсе лишить тебя голоса, Феврония Астахова.

Все, что он сказал, мне крайне не понравилось. Ну, вот совсем. А еще больше не понравилось то, что я узнала обладателя этого вкрадчивого голоса. И собралась громко-громко визжать.

А в следующее мгновение случилось странное. И жуткое. Я видела это в смутном отражении на бутылочном стекле, к которому оказалась притиснута. Символы с его ладони ожили и переместились на мое лицо. Как будто странные узоры, живые татуировки зазмеились по моему лбу, скулам, щекам…

Вот уж чего-чего, а забитого тату лица закоренелой неформалки я никогда не хотела! Сделав отчаянный рывок, я смогла-таки высвободиться, но в этот момент все кончилось. Символы с его руки всосались в мою кожу, будто их на ней и не было. Из зеленоватого бутылочного стекла на меня смотрело собственное чистое и испуганное лицо.

– Что вы со мной сделали? – прорычала я, круто поворачиваясь к лорду Евагрию Аркелу.

Да, это был он. Я-то уж, грешным делом решила, что после того, как я дала ему отпор на первой игре чемпионата, тренер полицейских магов про меня позабыл.

Увы, но нет.

Противный лорд из ВИМП во плоти: худая сутулая фигура в строгой форме, стоячий воротник подпирает шею, а низкий хвост длинных белобрысых волос, как всегда, перекинут на правое плечо. Аркел смотрел на меня со странной смесью противоречивых чувств: презрение, высокомерие, предвкушение, жадность…

– Невыразимость, – чуть ухмыльнулся он.

– Не знаю, что там за невыразимость такая, но я сейчас же иду к ректору и расскажу ему все о ваших… Ваших грязных приставаниях! – злобно выпалила я.

– В том-то все и дело… – лицемерно вздохнул лорд. – Что теперь ты ничего не сможешь рассказать своему ненаглядному ректору о… нас с тобой. Теперь он не будет путаться у меня под ногами. Не помешает.

И сиятельный лорд вплотную подступил ко мне. Разозленная, как фурия, я припомнила парочку наиболее цветистых выражений своей бабушки с БАМА.

– Ругаешься, как последняя шлюха… – с презрением процедил Аркел. – Впрочем, наплевать. Если ты можешь дать то, что мне нужно, я готов опуститься и до такого отребья…

А дальше это все-таки произошло. Лорд обнял меня и крепко прижался тонкими злыми губами к моим плотно сомкнутым губам. Поцелуй был бесцеремонным и наглым, словно я была его рабыней и принадлежала ему без остатка. Словно счастлива должна была быть за оказанную честь.

Его руки прошлись по моему телу, задержавшись на груди. А затем чуть левее и выше. Он грубо дернул рукав и приспустил его, обнажив мое правое плечо.

– Когда я увидел это, то не мог поверить своим глазам, – негромко сказал Аркел, вперившись взглядом в мою родинку. – Видимо, в вашем мире, в отличие от нашего, они еще остались. Какая ирония…

Прижатая им к стенке, я дергалась, безуспешно пытаясь выкрутиться. Вроде бы Аркел был не самого атлетического телосложения, но я вдруг почувствовала в его теле странную силу.

Нечеловеческую силу.

– Пустите! – со страшной ненавистью прошипела я.

Ага, конечно! Вместо этого сиятельный лорд склонился к моей родинке и… О ужас, лизнул плечо холодным раздвоенным языком!