— Это касается общей собственности.

— Ну и что?

— Собственности Дафни.

Он дернулся так резко, как будто я ударил его по лицу мокрымполотенцем. Глаза его похолодели, а губы сжались.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Может, все-таки пойдем к машине или вы хотите послушатьздесь?

— Я никуда не пойду. А если вы будете донимать меня, тоотниму пушку и сотру вас в порошок.

— Ладно, я хотел дать вам шанс решить все полюбовно, —сказал я и не спеша направился по дорожке к месту, где оставил машину, но черезминуту услышал за спиной тяжелые шаги. Мне на плечо легла здоровенная рука.

— Вот что, Лэм, я не хочу, чтобы вы уходили с тем, чтобыпричинить мне неприятности.

Я не обернулся:

— Вы уже сделали это за меня.

Я открыл дверцу машины и сел за руль.

— Вот что, подождите минуту, — сказал Фарлей. Он обежалвокруг машины и сел рядом со мной:

— Расскажите мне, в чем дело.

— Это о вашей с Дафни общей собственности, — повторил я. —Вы выиграли на тотализаторе сто двадцать с чем-то тысяч долларов. Сколько изэтой суммы вы намереваетесь отдать Дафни за то, что сбежали с ее деньгами и…

— Вот что, Лэм, в этом браке не было ничего хорошего. Онаэто знала. Она согласилась на формальный брак со мной, чтобы в глазах своихдрузей придать себе видимость респектабельности.

— Вы записали все это в свидетельстве о браке? — спросил я.

— Не говорите глупостей! Я промолчал.

— Сколько она хочет? — наконец спросил он.

— Не знаю, — ответил я, — я посоветую ей удовлетворитьсяпятью тысячами, если буду иметь на руках деньги.

— Пять тысяч! — воскликнул он, — вы с ума сошли? Знаете,сколько у меня осталось после того, как государство запустило в мой карман своюлапу?

— Поэтому я и прошу пять тысяч. Иначе я сказал бы —пятьдесят.

— Слушайте, Лэм, я женат. У меня дочка семи лет. Она славныйребенок. Подумайте, что будет с ней, если…

— Если я проболтаюсь?

— Вот именно.

— Почему же вы не думали об этом раньше? — спросил я.

— Слушайте, Лэм, я торговец. Я часто уезжаю из дома, итогда, как всякое живое существо, я… Но я люблю свою жену и дочку и никогда непричиню им вреда.

— Все это хорошо, — заметил я, — если не хотите, тогданечего бояться.

— Я не это имел в виду. Иногда бывает такое состояние, когдасовершаешь поступки, за которые потом становится стыдно. Но делаешь это ненарочно, а под влиянием минуты. Скажите, вы понимаете меня?

— Конечно, понимаю, — ответил я, — и, кроме того, я думаю, что,если вы честный человек, вы заплатите Дафни пять тысяч долларов.

— С моей точки зрения, она не имеет права ни на цент. Оназнала, на что шла.

— С моей точки зрения, она имеет право на гораздо большуюсумму. Женившись, вы обманули ее. Она жалела вас и не стала преследовать всудебном порядке. Но когда вам повезло, вы получили много денег, она сразувспомнила общий счет, с которого вы, перед тем как сбежать, забрали все деньги.

— Там было чуть больше тысячи ста долларов, — сказал он. — Яверну их. Я с самого начала собирался вернуть их. У меня были проблемы сденьгами, и я снял все деньги, потому что нуждался в них и еще затем, чтобы,чтобы… чтобы…

— Чтобы?

— Чтобы нанять частного детектива, черт побери, — выпалилон.

— Точно. Но теперь именно она наняла детектива, и это будетстоить вам пять тысяч. Однако я не уверен, что смогу убедить ее согласиться наэто.

— Но я не могу…

— Бросьте. Вы в состоянии…

Рядом остановилась полицейская машина. Оттуда вышел сержантФрэнк Селлерс со сравнительно свежей сигарой во рту. Он шел к нам.

— Ну, Малыш, ты заставил нас чуть-чуть поохотиться за тобой,— сказал он, — давай разбираться, что здесь к чему. — И он показал Фарлею своеудостоверение: — Ваше имя?

— А в чем дело? — спросил тот.

— Ваше имя? — повторил Селлерс. — И не надо тратить время навыдумку…

— Деннис Фарлей.

— Давно вы знаете этого парня, Дональда Лэма?

— Впервые увидел.

— Кто он?

— Частный сыщик.

— Чего он от вас хочет?

— Это мое личное дело.

— Я спрашиваю, чего он хочет?

Фарлей колебался. Дверь его дома открылась, и на порогепоказалась хорошенькая женщина. Она увидела, что Фарлей сидит в моей машине, арядом остановилась полиция, хотела что-то сказать, потом повернулась, собраласьбыло идти домой, но, передумав, остановилась у калитки, наблюдая за нами.

— Итак, — повторил Селлерс.

— Он частный детектив и требует деньги для одной женщины, скоторой мы повздорили несколько месяцев назад на Среднем Западе.

— Ее имя.

— Это не имеет значения. Это…

— Как ее зовут? — резко перебил Селлерс.

— Дафни Крестон, — ответил Фарлей.

— Черт меня побери, — пробормотал сержант.

— Это похоже на шантаж, — продолжал Фарлей.

— Каким образом я угрожал вам? — спросил я.

— Это некстати…

— Я угрожал вам?

— Вы говорили о неприятностях.

— Я объяснил, что это за неприятности?

— Ну… нет.

— Я угрожал, что буду преследовать вас, если вы не выполнитето, что я прошу?

— Наверное, вы намекали…

— Ерунда, — перебил я, — я никому не угрожал. Я представляюинтересы женщины, у которой к вам справедливые требования. Если в вас осталасьхоть капля порядочности, вы заплатите. Если нет, ничем не смогу вам помочь.Кроме того, я не обещал вам, что, даже если вы примете ее условия, все будет впорядке.

— О чем это вы? — спросил Селлерс.

— Это небольшая семейная ссора, сержант. Фарлей вынул изкармана чековую книжку и сказал:

— Хорошо, я выпишу Дафни чек на пять тысяч и подпишу: «Напокрытие всех требований — законных, справедливых и прочее».