Все-таки в нашем жестоком мире остались еще доброта и человечность.

Третий, заключительный акт драмы. Те же участники, только действие переместилось в приватный стрип-клуб. Там, в соответствии со сценарием, мне предстоит пройти последнюю стадию унижения.

Я по-прежнему топлесс. С остекленевшим взглядом извиваюсь у шеста, делаю ртом непристойные движения и вижу, как в уголках глаз у Майка появляются слезы. Тут я теряю контроль – не могу сдержать слезы, они текут и текут по щекам. Глаза застилает пелена, но я не прекращаю двигаться – на автопилоте. Вращая бедрами, погружаясь в падение, наслаждаясь им… я вращаю бедрами снова и снова… падаю… Громилы волокут меня с подиума, и в голове только одна мысль:

Слава богу, все закончилось.

Мы всей труппой празднуем удачное завершение спектакля. Сидим в кафе «Буэна Виста», потягиваем кофе по-ирландски, смотрим рабочие записи и слушаем поздравления Рекса.

Он заказывает всем еще по одной и поднимает бокал:

– За Тесс, нашу роковую красотку!

Все хлопают.

Громилы уже не громилы, а милые заботливые люди. Пузан и карга оказываются мужем и женой – они признаются, что давно следят за моим творчеством.

В час ночи, когда я уже собираюсь сесть в арендованный автомобиль и ехать домой, Рекс сообщает, что по дороге из стрип-клуба Майк спроси мое настоящие имя и номер телефона.

– Он распсиховался, когда я отказал. Пришлось напоминать ему, что ты профессиональная актриса и это просто роль. Он твердил, что все понимает, – однако потребовал с меня обещание, что я передам его просьбу. – Рекс протягивает мне визитную карточку. – Сказал, что будет ждать твоего звонка. Ты ему ужасно понравилась, и он очень надеется на встречу.

Я мотаю головой.

– Ему нужна Шанталь. Не Тесс.

– Он милый. Куда приятнее, чем твой Джерри…

Мы смеемся. Потом договариваемся о времени, когда Рекс проведет со мной первую репетицию «Монолога».

– Жду с нетерпением, – говорю я.

– И я. Мне нравится идея постановки, и есть кое-какие предложения.

На прощанье Рекс меня обнимает.

– Сегодня тебе досталось. Такая уж роль. Ты молодец, Тесс, и чертовски храбрая.

– Интересный опыт, – отвечаю я. – Настоящее приключение. Но в конце я сорвалась – слезы были настоящими.

Он гладит меня по щеке.

– Не знаю никого, кто справился бы так отлично.

– Спасибо. Но, пожалуйста, Рекс, пусть в следующий раз для меня найдется роль госпожи.

Тогда, у шеста, и я, и Майк обливались слезами – только причины были разные. Майк – от жалости к Шанталь, а я – от эмоционального переполнения: мне требовалось высвободить боль.

На мосту пробка, я смотрю на центр Окленда – темные городские башни, озаряемые светом почти полной луны.

С момента своего переезда я часто думала, зачем люди ходили к Шанталь Дефорж. Что она могла им предложить, какие потребности удовлетворяла? Сегодняшние события помогают мне найти ответ на этот вопрос: если им довелось пережить испытание вроде того, через которое прошла сегодня я, пережить и не сломаться, – возможно, они испытывают те же чувства, что сейчас испытываю я.

Да, это похоже на правду: если Шанталь давала своим клиентам возможность заново пережить унижение, а затем преобразовать боль в эротические ощущения и чувство освобождения, – то да, это могло помочь. Боль, предлагаемая госпожой, стирала иную боль. Не удивительно, что они снова и снова просили о сеансах, платили деньги, а после испытывали благодарность. Она давала им то, что ценится выше всего на свете: силу жить дальше.

Вена, Австрия. 6 апреля 1913, воскресенье

В округ цветет весна, воздух ароматен и свеж, но настроение у всех угрюмое – чувствуется приближение войны.

На скамейке напротив Вотивкирхе сидит все тот же молодой человек. Он нервничает. Рядом с ним лежит небольшая туго завязанная папка из плотного картона под мрамор. Появляется Лу, на ней просторный плащ, кажется, она торопится… Это ее последний день в Вене, и потому фрау Саломе спешит. Через час ее ждут на прощальный коктейль в дом к Фрейду.

Она замечает молодого человека и делает шаг ему навстречу. Он встает и приглашает даму присесть рядом. На нем новые туфли и защитного цвета грубая егерская куртка.

– У меня только пять минут, – говорит Лу. – Я была твердо настроена больше с вами не видеться, но последнее письмо заставило меня передумать. Вы умоляли о встрече, писали, что вам надо сказать мне нечто важное. Пожалуйста, скажите сразу и лучше покороче. Меня ждут в другом месте.

Молодой человек кивает, он держится крайне учтиво.

– Во-первых, спасибо, что пришли, очень вам признателен. Я попросил о встрече, поскольку узнал о вашем отъезде. Я и сам через месяц уезжаю – с момента нашей прошлой беседы ситуация изменилась. Мне наконец удалось разобраться с наследством отца, так что я получил свою долю и поправил дела. Скоро я уезжаю в Мюнхен, буду поступать в Академию искусств. А если начнется война, как многие думают, то лучше служить в немецкой, чем в австрийской армии.

Лу гадает, к чему он клонит. Молодой человек продолжает:

– То, что я с вами познакомился, – очень для меня важно. Мы беседовали всего три раза, однако наши встречи навсегда останутся в моей памяти. Я никогда не забуду ни вашу доброту, ни готовность слушать и давать советы. Я приготовил для вас прощальный подарок, маленький знак признательности.

– В этом нет никакой необходимости: что бы я ни дала вам, я ничего не ожидала взамен.

– Я понимаю. Позвольте сказать только одно: мой подарок хотя и скромен, он от чистого сердца. – Молодой человек протягивает папку. – Здесь рисунок. Пожалуйста, не смотрите, пока я не уйду. – У него взгляд человека, пытающегося скрыть сильные эмоции. – Вот и все. Я понимаю, что был безобразно настойчив, поэтому не смею более отнимать ваше время. Примите самую искреннюю признательность и уважение. И простите за все беспокойство, которое вам причинил. – Он встает и берет ее руку. – Прощайте, фрау Лу. Удачной дороги.

Он щелкает каблуками, кланяется и уходит. Лу провожает его взглядом.

Молодой человек пересекает парк и движется в сторону Альзер-штрассе, исчезая из вида. Хорошо, значит, слежки не будет. Лу поднимается и быстро идет на прощальную встречу с Фрейдом.

* * *

В доме Лу Саломе здоровается с супругой профессора, Мартой, и Анной – их восемнадцатилетней дочерью, с которой она не так давно подружилась. После первого приветственного тоста профессор приглашает ее в кабинет – они обсуждают несколько его последних идей и ее планы открыть психоаналитическую практику в Гёттингене. Во время беседы Лу спрашивает, помнит ли уважаемый профессор, как однажды посоветовал ей прислушаться к горячим просьбам и дать согласие на встречу с молодым человеком, который ее преследовал.