по местам, — я выхожу из лифта, желая, чтобы он догнал меня. Остановил. Но Кай этого не делает.

Не знаю, что ввело его в такой шок. Значит угрозы, скорее всего, не от него.

Забираю у консьержа верхнюю одежду и выхожу на темную, но освещенную улицу. Народу довольно мало, потому что все уже разошлись по барам и приватным вечеринкам. Прохладный вечерний воздух не помогает мне остыть, несмотря на то, что в Нью-Йорке в этом году аномальное для марта тепло.

Моя кожа горит от прикосновений Кая, а в венах я чувствую теплое покалывание. Чувствую жизнь. Знаю, что он так легко не сдается.

Я горжусь собой. Горжусь тем, что дала ему отпор и не стала отвечать ему на прикосновения, а хотелось… читатели моего блога, наверное, тоже будут мной гордиться и перестанут упрекать за «вечно влажные трусы».

Знали бы они, какого это, когда тебя прижимает к стенке Кай Стоунэм.

Я набираю телефон Валери, чтобы рассказать ей о моем задании, вечеринке и о том, чем все это закончилось. Да, я делилась с ней некоторыми вещами. Не могла держать все в себе. Мне нужно подтверждение со стороны… подтверждение того, что я все сделала правильно.

Правильно, что ушла, не растаяла в его объятиях.

Я рассказываю подруге все, избегая подробностей. Я говорила ей, что Стоунэм совершил что-то ужасное и непростительное, но не говорила, что именно. Она знала только про грубое лишение моей девственности, и ей уже этого хватило, чтобы видеть, как он сгорает в адском пламени.

Она считала Кая Стоунэма чудовищем, которое нужно изолировать от общества. Какая там политика, сенат и бизнес. Валери не понимала, как он смог остаться безнаказанным за меня. Подруга, казалось, жаждала его крови, куда больше, чем я сама.

Она помогала мне вспомнить, как я его ненавижу.

— Какой ублюдок. Какой ублюдок! Нет, ну ты посмотри трезво, Лиса! Не смей поддаваться соблазну! Ты молодец, все сделала правильно. Я бы все-таки ему между ног каблуком врезала. И даже этого было бы мало! Он должен понять, что чувствует девушка, когда ее так грубо лишают невинности.

Я покачала головой, направляясь к метро. Я хотела спуститься к станции, но увидела секьюрити, который преградил мне путь.

— Девушка, на станции пожар. Пройдите до другой ближайшей станции.

Боже, только не это. Лучше вызову такси, потому что до другой станции еще несколько кварталов по не очень благополучному району. Да, и в Манхэттене обитают банды, которые очень любят провоцировать девушек, разгуливающих поздно ночью.

Мне ни к чему лишние проблемы.

— Вэл, вспомни меня. Какой я была раньше. Я же никого к себе не подпускала. К телу, — я пытаюсь защитить Кая. Опять. — Может, со мной только так и надо было? Грубо. Чтоб наверняка.

— Ты больная? — вскрикнула Валери, не понимая, о чем я.

— Наверное, Вэл, — я схватилась за голову, а потом вытянула руку вперед, пытаясь поймать такси. Все они уже были забиты. — Просто… если бы этого не случилось, я бы осталась старой девой. Я никого не хотела и не захотела бы никогда.

— Не хочу слушать этот бред сумасшедшей! Он изнасиловал тебя!

Не совсем правда. Правда, но… я возбуждалась, когда он трогал меня ДО изнасилования. И я хотела его, когда увидела, как он трахается в коридоре. Я представляла себя с ним. И во снах… в моих порочных снах я видела тот образ, который был слишком похож на Кая Стоунэма.

— Если бы я осталась бесчувственной, то не была бы счастлива, а вы, мои подруги, не упускали бы возможности, чтобы напомнить мне о моей девственности. Подсовывали бы мне всяких непонятных мужиков с вялыми…

— ЛИСА! Что ты такое говоришь?! — Валери меня не понимала. Конечно. У нее не было проблем с одиночеством, она всегда легко заводила романы и также легко расставалась.

Это я хотела одного темного рыцаря, причем раз и навсегда. Придумала себе какой-то образ и желала только его, а когда встретила в реальности, мой мир трижды перевернулся.

— Вэл, я хочу его. Хочу каждой клеткой тела. Я люблю его даже после всего, что он сделал, — я вдруг начинаю плакать, надеясь на поддержку подруги. — Я не могу простить. Я должна быть сильной.

— Ты будешь счастлива с Акселем. Пусть это будет его наказанием. Твое равнодушие, Мелиса. Ты знаешь, что я права.

Конечно, ты права, Вэл. Да только я не буду счастлива с Акселем.

— И меня напрягает, что он снова может сделать тебя своей рабыней. Вещью, — подруга любила давить на самое больное, вспарывая мои шрамы. — Он же купил тебя. Все его извинения — лишь чувство собственичества. Не принимай их за любовь. Позвони мне, как доберешься до дома. Целую, — попрощалась она, услышав сигнал моего такси.

— Хорошо. Целую, — я положила трубку и хотела сесть в такси, но не тут-то было.

У меня свело дыхание, когда из такси вышла фигура в черном плаще и непроглядной черной маске, навевающий только ужас и страх.

Я чуть не выронила телефон из дрожащей руки и ринулась бежать. Но, развернувшись, ударилась лбом о тело второго Призрака в плаще.

Мне конец.

Я хотела закричать, но Плащ накрыл мой нос и рот тряпкой, пропитанной воняющим химией раствором. От резкого смрадного запаха защипало глаза, слезы перекрыли зрение.

О нет. Это не может быть правдой. Не может быть!

Пожалуйста. Пусть это будет просто игрой Кая.

— Попрощайся с красивым личиком, потаскуха, — услышала механический голос, который искажала маска, и еще больше впала в панику и ужас. — После наших сообщений ты не побоялась гулять одна без своего защитника? Никто тебе не поможет, дрянь.

Я не могла и слова вымолвить. Сознание ускользало то ли от страха, то ли от запаха этой гадости.

Кай. Если бы он пошел за мной… что же теперь будет? Кто эти люди?

— Начни с тела! — сухой приказ, и моей руки касается какой-то… не понимаю, что это… Гладкий предмет, который оставляет после себя жгучую боль.

ЧТО ЭТО?!

Паника обостряет все чувства, Черный плащ расплывается перед глазами.

Оставьте вы меня все, блядь, В ПОКОЕ! ПРОШУ! ПОМОГИТЕ!

Однако ни одно слово не вырвалось из моих уст. Мой язык связан. Тело превратилось в вату, способное испытывать лишь боль от гладкой штуковины на моих руках, оголенной полоске живота (плащ был распахнут). Они добрались до шеи, очень нежного места, и полоснули обжигающим болью предметом вдоль мягкой кожи.

Я даже не могла закричать от боли. В ушах раздался скрип, сдавливающий виски.

— Блядь, лицо! Скорее! Испорти это