«похитил» ее во благо. Нападающие могут повторить свою попытку в любую секунду, а когда она рядом со мной, к ней подберутся только через мой труп.

Девушка приходила в сознание, принимала пищу, но внутри находилась в состоянии аффекта и ни с кем не разговаривала. Тут же отключалась.

Врачи сказали, что дали ей сильные обезболивающие препараты, поэтому это нормальная реакция, и скоро она придет в себя.

Исключили возможность любой угрозы для жизни, сделали снимки, убедившись, что осколки не проникли во внутренние органы.

Когда Лейла пришла в себя в моем пентхаусе в первый раз, я увидел в ее глазах понимание того, что она, наконец, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО здесь. Со мной. Но она молчала, а я ничего не говорил. Я просто был рядом, хотя видел, с каким презрением она смотрит на меня. Или… в себя. Она не смотрела на свою кожу.

Мы провели так несколько дней в молчании, с заботой с моей стороны и ее презрением, за которое я не винил. Она многое пережила, многого натерпелась. Теперь ее сердце черствеет, как когда-то после долгих пыток и унижений отца очерствело мое.

Лейла

Сначала я отрицала реальность. Все мне казалось бредом, кашей в моей голове. Я была в таком шоке, теряла каждую мысль, что зарождалась в сознании.

Когда разум прояснился, я сразу поняла, что такое могло быть только под воздействием лекарств.

Сначала я лежала в больнице. Плохо помню, что происходило. Я ни с кем не разговаривала, даже с Мейсоном. Одного взгляда на некоторые участки моей кожи хватало, чтобы снова испытать тот шок, который связывает язык и разум.

Не то, чтобы все было настолько страшно. Кожа не была повреждена так сильно, но микро разрывы напоминали неприятную на вид сыпь, маленькие ранки, будто мне в каждую пору по игле вогнали.

Страшно другое.

Страшно жить в такой реальности, где я могу идти по улице и подвергнуться нападению. И ведь это уже не в первый раз за последнее время.

Я и раньше всегда боялась этого. Меня постоянно кто-то преследовал, и именно поэтому я сбежала работать на круизный лайнер.

Мне хочется чувствовать себя защищенной, нужной. Разве я о многом прошу, Господи? Ответь мне.

Когда мне стало чуть-чуть легче, я пришла в сознание уже не в провонявшей лекарствами больнице, а в прохладной просторной комнате с бескрайне высокими потолками. Тогда я приоткрыла веки и увидела очертания знакомой до мелочей фигуры — Кая Стоунэма.

Он находился перед панорамным окном и смотрел на ночной город. Нью-Йорк светился так ярко, что перекрывал сияние звезд, окрашивая ночные облака в неоновые цвета.

Кай стоял спиной ко мне. Я видела знакомые черные линии на его теле — татуировки. Видела его спину без красных полос, которые обычно сама и оставляла на нем. Ему так нравилось это. В моей голове эхом прозвучал его хриплый стон.

«Лейла, сильнее. Твою мать, да. Моя девочка».

Я была у Кая в квартире.

Зачем? Он снова забрал меня в рабство?

Мне это не понравилось. Еще больше мне не нравилось, что он видит меня ТАКОЙ. Я очень долгое время не принимала душ, волосы превратились в сопли, голова чесалась, словно в корни волос сыпнули перца. Про остальное вообще молчу. Врачи только аккуратно протирали мою кожу, наносили какие-то крема и растворы. Да только ничего не вернуть. Нападающие добились того, чего хотели — подпортили меня.

Может, маленькие шрамы со временем и не будут заметны, краснота спадет, но некоторые никогда не исчезнут. Этот противный порез на подбородке я чувствую, прикасаясь.

Когда я приходила в себя, Кай молчал. Я наблюдала за его жизнью, за тем, чем он занимается, когда «один», и как ведет себя по отношению ко мне. Иногда, казалось, он хочет мне что-то сказать, но знает, что время еще не пришло. Что мне и так хреново, и никакие слова мне не помогут.

Я нуждалась в этом молчании, во взгляде Кая — сосредоточенном на мне. Хотела понять его истинные чувства. В прошлом он вел себя как жуткий эгоист.

Мне нужно отойти от шока, лекарств и вернуть сознание в привычное русло.

Все, что я видела, это Пушу, свернувшуюся у моих ног в кровати, стоящей в центре просторной спальни в современном стиле. Кровать, вид из окон и край лестницы, которая, очевидно, уводила на первый этаж, где и бурлила основная жизнь Кая Стоунэма.

Я сплю в его кровати? И как он притащил мне кошку? Кай был у меня дома?! Столько вопросов.

Он снова меня похитил.

Иногда я просыпалась и не открывала глаз. Чувствовала, как его ладонь сжимает мою руку. Часами. От переполняющей сердце близости кожу покалывало. Я бы описала это, как ощущение связи между нашими пальцами. Телами.

Наверное, наша душа сама решает, кого и насколько сильно подпустить к себе, несмотря на всю боль и обиды. Возможно, мы вообще ничего не решаем в этой жизни, когда дело касается любви. Душа выбрала, и люби ты до конца дней этого демона с зелеными глазами, забирающими тебя в бездну страстей и эмоций.

А может, подобное притягивает подобное. И мы с Каем Стоунэмом друг друга стоим.

Теперь он не был похож на того человека, который выкупил меня и сделал своей рабой.

Но я не могла ему доверять.

Но его прикосновение так… утешало.

Впервые мне хотелось плакать не от боли, что причинял Кай, а от чувства благодарности, наполнявшее сердце до краев. За молчание. Понимание. И за взгляд… будто я не испорчена. Он смотрел на меня, как на женщину. Свою женщину.

Я совсем запуталась. Все изменилось, но прошел целый год.

Может ли человек измениться за год? Нет. Но Кай всегда был таким, каким я его ощущала сейчас, не считая моментов, когда он меня бездушно насиловал, в машине и тогда в Австрии. В моменты, когда в него этот бес вселялся, которому я пока не находила объяснений.

И все же… что бы он ни делал… Прошлое не зачеркнуть, и я больше не паду к его ногам. Он может заботиться обо мне сколько угодно, но он больше никогда не получит моего взгляда «смотрю на тебя, как на Бога».

Но мой пыл поубавился.

Когда я пришла в себя окончательно, зрение прояснилось, стало четким и ясным, как прежде, Стоунэм это заметил.

Я пролежала в постели весь день, чувствуя, как по мне бегает Пуша. И у меня даже аппетит появился.

Вздрогнула, услышав, как Кай вошел в свои апартаменты. Прислушивалась к