– О! – пришел он в восторг. – Это по-нашему, по-бразильски! Серый платит?

– Ага.

– Тогда закажи мне люкс «Нобль». И чтобы было гипоаллергенное белье. Поняла?

Я пришла в себя.

– Сейчас. Шнурки поглажу.

– Жду тебя в баре, у камина. Через час, – сообщил он и отключился.

Глава 19

Я остановилась в дверях бара, заглянула.

За дверями находился большой уютный зал, обитый до потолка деревянными панелями. Часть стен занимали полки с антикварными книгами и натюрморты во фламандском стиле. В этот час в баре было немноголюдно: лишь два человека у барной стойки. Один – судя по роже, англичанин, второй громко говорит по телефону с липецким акцентом.

Я осмотрела зал. Фиолетовые кресла были пустыми. Только у камина из-за дивана торчали синие замшевые мокасины с золотыми вензелями. Мокасины были надеты на голую ногу. Там на диване явно сидел пижон.

Я пришла в ужас, лишь сейчас догадавшись, как плохо выгляжу.

И тут же мне в правое ухо: «Мадемуазель, к сожалению, у нас дресс-код».

Огорченное лицо менеджера. Вид такой, словно у него умерла бабушка. Бабушку он любил, но меня все равно не пустит.

– А какой у вас дресс-код? – из вежливости спросила я.

– Разумный шик.

Я только и сказала: о!

На наш диалог из-за дивана высунулось худое лицо в очках с черепами. Потом появилась рука и поставила на столик пузатый фужер с коньяком.

Со спокойной совестью я отошла в холл.

Sapienti sat, как говорится. Умному достаточно.

Матвей вышел из бара через минуту. Высокий, стройный, в рубашке поло, синем пиджаке и светлых льняных брюках. Он выглядел немного старше, чем на фотографиях из папки «Мальчик».

Встал напротив меня и начал ухмыляться, перекатываясь с носка на пятку.

– Надо было назначить рандеву в Макдональдсе? – поинтересовался он наконец.

– Я не думала, что задержусь в Питере, – пояснила я. – Поэтому бальное платье оставила в Москве… И вообще, это нетипичный для меня отель. Даже не понимаю, зачем я его выбрала…

– Жадность сгубила не одного фраера, – утешил он. – Ну, тогда пошли в номер, поболтаем.

Мы поднялись в номер, и первым делом он начал ругаться по телефону по поводу меню подушек: те, что оказались в люксе «Нобль», не подходили для его шеи. Потом пошли уточнения насчет гипоаллергенного белья, затем заказ в номер фруктов и шоколадного фондана с ванильным мороженым и кофе. Все это время я сушила феном юбку в ванной. Наконец его голос стих, и я поняла, что к работе он готов.

– Меня это поручение тоже застало врасплох, – лениво пояснил он, когда я появилась из ванной. – Обычно подушки я вожу свои.

Только тут я поняла, что он стебается. Натурально, смеется над своим пижонским видом, над этим роскошным отелем, над платящим за все Демичевым. Он развалился на моей кровати, закинул руки за голову и смотрит на меня веселыми глазами. И он уверен, что моя юбка «Манго» – это такая же игра, как и его мокасины «Филипп Плейн».

Ну что ж…

– Обсудим план действий? – предложил он. – Времени у меня немного. Через два дня я должен быть в Москве. У наших пап проблемы.

– Папы – это Фоменко и Демичев? – на всякий случай, уточнила я.

– Ага.

– И что за проблемы?

– Денежно-юридические. К тому же большой папа в ауте. Пьет, не просыхая. Конкуренты уже сгрудились – скоро начнут рвать большого папу на куски. А с ним будет порван и маленький папа.

– И что же маленький папа: горюет?

– Серега-то? О, да. Льет бетон.

– Бетон? В смысле «слезы»?

– Нет. В смысле строительный материал. Он же отель строит. На Иваньковском водохранилище. Импортозамещение, внутренний туризм, то, се.

– Ясно… Он сказал, что у вас связи в полиции…

– Завтра мы все узнаем про убийство этого Мирзоева, у меня есть информаторы – он помолчал, внимательно изучая мой внешний вид. – А сегодня я отрываюсь… Вот, кстати, еще один психологический этюд: такая симпатичная девушка с такой невероятной биографией – и так старательно прячет свою внешность. Эти вьетнамки – камуфляж?

– Нет, это обувь, – вежливо ответила я. – Просто обувь.

– А… Антиглобалисткие убеждения. Феминистка, социалистка, что там еще? Не позволим мужчинам смотреть на нас как на объект сексуального вожделения?

– Обувь, – повторила я. – Ничего более.

– И другой обуви у нас нет?

– Были туфли, но у них подошва отклеилась.

– Я почему спрашиваю. Моему информатору нужно назначать место встречи.

– Кафе «Му-Му», – посоветовала я. – Или вокзальный буфет. Что-то в этом роде.

– Как прикажете, – ответил он.

Глава 20

В десять часов утра, согласно записке от портье, я сидела за столиком в «Чайной ложке» на Невском. Свежая, как огурчик, в выстиранной и тщательно высушенной юбке.

Матвей пришел минута в минуту, но такой опухший, что я узнала его только по мокасинам. Сегодня он был в джинсах и обычном свитере. Впрочем, нет, не обычном. В свитере «Прада». А также в темных очках, которые он не снял, даже сев за столик.

– Ох, головка бо-бо, – пожаловался он. – Клофелину, что ли, подсыпали?

– Девки?

– Ага. Вообще, элитный бордель, не должны были… Ты это, возьми мне кофе и блины какие-нибудь, я все деньги спустил. Остался, вот, один конверт – информатору. Хотел и его прогулять, не успел…

– Сколько же они стоили, эти девки? – спросила я.

– А ты что – думаешь, у меня много денег? Я с собой только двадцать штук взял. Рублей, тетя! Все, что нажито непосильным трудом.

– Все? – недоверчиво переспросила я.

Он вдруг ужасно обиделся.

– Если хочешь знать, у меня долгов – пятьсот тысяч долларов!

И гордо выпрямился, словно говорил не о долгах, а о доходах.

– Ах… – сказала я.

– То-то!

– И как это ты умудрился?

– Как все. Головокружение от успехов. Я ведь раньше здания в собственность отвоевывал. Взялся для Фоменко за один завод…

– Спиртовой?

– Знаешь? – польщенно удивился он. – Короче, он мне заплатил двадцать миллионов гонорара. Ну, и я решил вложиться в магазин одежды. Шейби-шик, гранж.

– А по-русски?

– По-русски, как твоя юбка, только в сто раз дороже. Во-о-т.

Он на минуту улетел мыслями в прошлое, затих.

– Ну и? – поторопила я.

– Ну и все. Через год зафиксировал убытки – триста тысяч баксов. Оставил все компаньону и до свидания.

– А чего не пошло-то?

– Ты понимаешь: не надо было в белую растамаживать. Мне говорили, что даже ЦУМ в черную везет. Но я хотел цивилизованно, выпендривался. ЦУМ пусть таможит в черную – а я буду белый, как ангел…

Он взял мой блин, потом передвинул