у нее нет, и она сразу соглашается. – Да, звонил. И Гриша ему звонил, в начале декабря. Гришу потом об этом допрашивали.

– Вы не слышали, о чем они говорили?

– Нет, не слышала… Хотя… Да нет, это вряд ли важно.

– Нам все важно, – говорю я.

– Да Гриша в том разговоре Горького процитировал. А он, вообще-то, литературу не знал. Читать не любил. Поэтому я удивилась. Запомнила это.

– А что он процитировал?

– Ну, про мальчика. Он, правда, не точно сказал, но по смыслу – так.

– Что про мальчика, Марина Станиславовна?

– Ну, что был ли мальчик-то. Точнее, он сказал: мальчик-то был. Он прямо стал кричать Арцыбашеву: был мальчик-то! Ведь там еще мальчик был!

Глава 22

Охранник «Подмосковных вечеров» вяло машет рукой. Шлагбаум начинает подниматься. Раннее утро, обитатели поселка еще видят сны. А может, уже и не видят: где-то неподалеку надрывается собака.

Я тоже сонная и злая.

Алексей Григорьевич Фоменко лично позвонил мне, когда я была в Петербурге и шла с сумкой к Московскому вокзалу.

Его голос показался мне очень спокойным, трезвым и рассудительным. Он сказал, что нам надо встретиться и что меня в Москве на вокзале будет ждать его машина.

Наверное, Матвей уже доложил о моей находке. Отчитался, так сказать, за истраченные деньги. Сам же этот странный детектив остался в Питере еще на день. Выклянчил у Демичева штуку баксов на карточку и отправился в поход по ночным клубам.

Ворота разъезжаются.

Я сразу понимаю, что приехала не вовремя. Перед домом стоят две машины – одна из них полицейская. Садовник, зло бормоча себе под нос, закапывает какие-то ямы, горничная в белом фартучке сидит на скамейке, обхватив голову. Белобрысый охранник успокаивает огромную кавказскую овчарку, рвущуюся с цепи. Она уже охрипла от лая. Другой охранник – узкоглазый – невозмутимо лежит на траве лицом вверх. Глаза его закрыты.

В сопровождении горничной я иду по коридору. Некоторые двери распахнуты, видно, что все в доме вверх дном. У комодов вырваны ящики, на полу валяется постельное белье. В конце коридора собрались сразу несколько полицейских. Они что-то рассматривают, негромко переговариваясь.

У дверей в рыцарский зал – еще один человек, в гражданском, видимо, следователь. После небольшого препирательства и проверки моего паспорта он разрешает нам войти.

Здесь тоже все разгромлено. Книги лежат по креслам и диванам, латы валяются на полу. Фоменко в спортивном костюме стоит посреди комнаты, растерянный и жалкий. Демичев в джинсах и футболке сидит на диване.

Увидев меня, Фоменко оживает. Он убирает несколько томов, освобождая кресло. Я сажусь, он опускается на диван напротив меня.

– Вот, полицейские приехали с обыском! – говорит Фоменко. – В пять утра. Почему так рано, Сережа?

Демичев пожимает плечами.

– Человек, который не выспался, лишен воли, – объясняю я. – Он плохо себя контролирует.

– А, да… – Фоменко кивает головой. – Шесть признаков сектанта… Помню… Вот только ошиблись, голубчики. Мы и не спали. Мы в карты играли.

– Изучили все сливы воды, – шепотом сообщает горничная. – Даже в септик залезли! Ищут кровь… За домом все перекопано.

– Они думают, что я ее закопал в саду? – спрашивает Фоменко.

– Алексей Григорьевич, вы же знаете, что муж – всегда главный подозреваемый, – говорит Демичев..

– То есть я, как этот, про которого в газетах писали, жену убил, на куски разрезал? В холодильниках смотрели… Что они искали в холодильниках?

– Это их работа.

Фоменко некоторое время молчит, играя желваками. Потом поворачивается ко мне.

– Хотите кофе?

Я киваю, он говорит горничной: «Завтрак принеси. Они же не будут против?». Она выходит.

– Значит, по поводу Алины нет новостей? – спрашиваю я Демичева.

– Полиция говорит, что камеры засекли ее машину на въезде в Москву. На следующий день после ее исчезновения. Она въезжала по Ленинградке. Может, и правда, решила вам отомстить? Разыграла все это, а, Алексей Григорьевич?

– Я уже ничему не удивлюсь, – Фоменко поворачивается ко мне. – Матвей сказал, что вам что-то удалось выяснить в Петербурге.

Я молчу, собираясь с мыслями.

– Вы говорили, что не было никакой связи между Арцыбашевым и вами…

– Не было, – подтверждает он.

– Но я ее нашла. Два года назад ваши фамилии были записаны друг за другом в книжке убитого Мирзоева.

Он судорожно дергает головой.

– Не густо.

– Да.

Я достаю из холщовой сумки листок, куда в точности скопировала запись.

– Алексей Григорьевич, посмотрите внимательно. Вам знакомы эти фамилии? Вы видите какую-нибудь связь между ними?

Он берет с журнального столика очки, надевает их. Подносит листок к глазам.

Демичев садится поближе к нему, тоже всматривается.

– Я знал человека по фамилии Кагарлицкий, – говорит Фоменко. – В Омске он работал у меня в фирме. В отделе безопасности. Устанавливал камеры наблюдения, сигнализацию. Это тот самый?

– Не знаю.

– Еще я знаю Иванова. Но это такая распространенная фамилия… Максим Иванов, банкир. Он сейчас в Лондоне, я как раз недавно с ним разговаривал… Остальных я не знаю, – он раздражено бросает листок на столик. – И связи никакой между ними не нахожу. Чушь какая-то…

– Вы давно общались с этим Кагарлицким? – спрашиваю я.

– Сто лет назад. В конце девяностых… Единственное, два года назад мне сказали, что он приехал в Москву. Меня ищет.

– Два года назад? То есть в 2013-ом?

– Наверное.

– До исчезновения Гали?

– Да, конечно.

– И зачем он вас искал?

– Я не знаю, мы так и не увиделись.

– Когда это было?

Он беспомощно смотрит на Демичева. Кривит лицо.

– Да разве сейчас вспомнишь?

– Постарайтесь за что-нибудь зацепиться. Лето, осень, зима?

– О, господи… Как же это можно вспомнить?…

Он сидит и тяжело дышит, вытаращив глаза.

– …А! Вспомнил! Ну надо же, вспомнил! – радостно хлопает ладонями по коленям. – Было двадцать третье февраля, точно, меня все поздравляли, суматоха была. Да, точно! 23 февраля 2013-го.

– Почему вы не захотели с ним увидеться?

– А кто он такой? И потом: я повторяю, была суматоха, не до него было. Мы все бухали у меня в кабинете. Я, кажется, попросил ему передать, чтобы он потом перезвонил. Но он не позвонил и больше не приезжал.

Фоменко испытующе смотрит на меня. В его глазах сомнение.

Возвращается горничная. На подносе она несет фарфоровый кофейник, чашку, стакан апельсинового сока, дымящиеся круассаны, ломтики камамбера на деревянной доске и баночку фуа-гры. Неплохой завтрак для дома, где идет обыск. Вот только все, кроме кофе, я терпеть не могу. Мне даже смешно – какие мы все-таки разные с этим несчастным упырем.

– Светлана, – говорит он. – Что вы думаете обо всем этом? Меня интересует ваше мнение.

– Мое мнение,