«Благородные живут в согласии [с другими людьми], но не следуют за ними, низкие — следуют [за другими людьми], но не живут с ними в согласии» («Лунь юй», 13.23). Вместо того чтобы добиваться всеобщего одобрения, лучше создать условия, в которых достойные начнут тянуться к вам, а недостойные будут вас избегать:

Цзы-гун спросил:

— Что Вы скажете, если кого-то любят все односельчане?

Учитель ответил:

— Не годится.

— А что скажете, если кого-то ненавидят все односельчане?

— И это не годится. Лучше, если его любят хорошие односельчане, а ненавидят злые.

(«Лунь юй», 13.24)

Конфуций не был единственным мыслителем, считавшим, что для правления необходимы особые навыки и нравственные достоинства. Похожие идеи встречаются в трудах, связываемых с именем Мо-цзы (Мо Ди, ок. 479–381 гг. до н. э.), с которым мы познакомимся ближе в следующей главе. Размышляя о том, кому приличествует быть правителем, Мо-цзы и его последователи, известные как моисты, утверждали, что всегда стоит стремиться «приумножать достоинства и задействовать способности», как это делали древние: «Даже будучи крестьянином, ремесленником или купцом — если обладать умениями, то можно продвинуться, получить высокую должность и щедрую плату за труд; такой человек способен принять высокую ответственность и обрести большую власть» («Мо-цзы», 8.5)[36]. Если для руководящей работы выбирать достойных и умелых, то можно предотвратить фаворитизм, внутреннее противоборство и разрушительное соперничество. Учитель Мо рисует радужную картину, на которой талантливые и преданные делу чиновники равняются на трудолюбивых крестьян: «Если мудрый управляет селением, то он на заре встает и поздней ночью возвращается на отдых. Руководит полевыми работами, уходом за посевами и садами, собирает овощи и зерно, благодаря этому и [в казенных складах] много овощей и зерна, и у народа достаток в пище» («Мо-цзы», 9.2)[37].

Но где гарантия того, что правители (родители, учителя) окажутся на высоте и будут правильно смотреть на вещи? В отличие от Конфуция, согласно которому любой добродетельный человек в состоянии, опираясь на семейные связи, подняться до самых высоких степеней иерархической лестницы, Мо-цзы видит источник морального авторитета в единственной инстанции — в Небе. В его глазах Небо задает неоспоримый и безоговорочный стандарт, в сопоставлении с которым должно измеряться все остальное. Никому, стоящему ниже Неба, включая семью, друзей, знакомых, не позволено выносить оценивающие суждения: подобные мнения приведут к предубеждениям и пристрастности. Достойный правитель, по словам Мо-цзы, берет за образец исключительно Небеса, и поэтому он «так же, как и Небо, не различает бедных и богатых, знатных и низких, дальних и близких, родных и чужих»[38]. Небеса Мо-цзы — высший моральный гарант, надзирающий над теми, кто правит. Таким образом, тот, кто обретает власть и умело вершит ее, полагается только на Небо.

Небо моистов отличается беспристрастностью и щедростью. Оно объективно, оно задает единые стандарты и распределяет блага по справедливости. Но тут есть, однако, серьезная проблема. Подчинение воле Неба влечет за собой то, что даже правитель может порой не оправдать его ожиданий. В подобных случаях им можно (и нужно) будет пренебрегать, отказав в подчинении: «В Поднебесной много правителей, но человеколюбивых среди них мало. Поэтому если [поступок] правителя принять за образец — значит подражать нечеловеколюбию. Но нечеловеколюбие не может служить образцом» («Мо-цзы», 4.2). Суть этого аргумента в том, что моральные стандарты непоколебимы; не подлежит обсуждению и планка допустимого, которую нельзя передвигать по прихоти смертных. И так выстраивается вся система, сверху донизу. Когда на всех уровнях должности отданы самым лучшим людям, назначенным сугубо по заслугам, беспрекословное подчинение вышестоящим должно стать непоколебимым правилом: если ваш начальник считает что-то неправильным, то это неправильно и для вас. Если каждый человек, от деревенского головы до Сына Неба, будет сообщать наверх и о хорошем, и о плохом — повсюду воцарится порядок. Верховный правитель не должен быть исключением. В то же время каждый человек, от высшего до низшего, обязан внимать Небесам: «Если все люди в мире будут подчиняться стоящим над ними, вплоть до Сына Неба, но не будут подчиняться Небу, то не будет конца бедам» («Мо-цзы», 11.4)[39]. В конечном итоге власть для Мо-цзы состоит в том, чтобы подчиненные передавали наверх нужные сведения и беспрекословно слушались руководителей; иными словами, властвование должно обеспечивать слепую покорность одаренным и умелым начальникам. Небо у Мо-цзы похоже на человека: оно все видит, оно способно любить и ненавидеть, у него есть воля. Есть у него и чувство справедливости: воля Неба служит всеобщим образцом: «Мастеровые всех ремесел, чтобы сделать квадрат, применяют угломер; чтобы начертить круг, используют циркуль; чтобы сделать прямую линию, используют отбойный шнур; чтобы установить предмет вертикально, используют отвес. ‹…› Но в таком случае что же можно рассматривать как образец для управления? Отвечаю. Нет ничего более подходящего, чем принять за образец Небо» («Мо-цзы», 27.10). То есть правителям следует подражать этому нравственному образцу, а те, кто не может ему следовать, заслуживают наказания.

Мо-цзы жестко выступает против наступательных войн, которые считает тягчайшим преступлением. С его точки зрения, попустительство агрессии и прославление войны как средства достижения великих целей категорически неприемлемы. Не должно быть никакой моральной разницы между порицанием мелкого преступления и осуждением большой войны: «Если убить одного человека, вас назовут нечестивым, и вам придется заплатить за преступление собственной жизнью. Если так рассуждать, то, убив десять человек, вы становитесь в десять раз более нечестивым и должны заплатить за преступления десятью жизнями, а если убьете сто человек, то вы в сто раз более нечестивы и должны заплатить сотней жизней» («Мо-цзы», 17.2)[40]. Мо-цзы, однако, далек от абсолютного пацифизма. Он допускает нападение на страны, угрожающие всеобщей безопасности, или защиту от внешней агрессии. Но человеческие и экономические потери от войны никогда не окупаются возможной выгодой, приносимой конфликтом: «Посылать военачальников и солдат на верную смерть, множить беды высших и низших с единственной целью захватить разрушенный город — значит тратить то, чего не хватает, ради приобретения того, что уже имеется в избытке. Такое правление — вред государству» («Мо-цзы», 18.2)[41]. Война не только вредит людям материально: она может нарушить волю Неба и оскорбить духов, которые в конечном счете остаются единственными объективными судьями того, не утратило ли государство мандат на правление или даже вообще на существование.

И Конфуций, и Мо-цзы неустанно твердят о силе моральной власти; если учесть, что тогда творилось вокруг, поневоле задумаешься, осознавали ли они, в каком мире живут. Воздавая дань славному прошлому, оба бесконечно повторяют мантру о том, что нужно продвигать лишь талантливых, нравственных и достойных. Получается, древние — это и есть будущее, а Конфуций и Мо-цзы — идеалисты.