Мало того, что у него были дежурства, когдакаждое ЧС было его личным делом. Лёле чудилось, он не пропускает ни однойаварии, нарочно уговорив свое начальство, чтобы оно вызывало его присамомалейшей тревоге. Пейджер на ремне его джинсов мог заверещать в любое времядня и ночи, и не было случая, чтобы Дмитрий тут же не прервал всякое дело(вся-ко-е!) и не кинулся к телефону, а то и прямиком к указанному в сообщенииместу. Хорошо, что Лёля не подсчитывала свидания, которые были отменены. Этацифра могла бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса! И спасибо еще, если Дмитрийдавал себе труд предупреждать об их отмене, – чаще Лёля безнадежнотопталась на улице, стуча зубами от холода и злости. Потом, когда родители уехалив деревню, она хотя бы не позорилась на людях, но как дурочка торчала то уокна, то возле «глазка» у себя дома. Как в клетке, как в западне!

Нет, сначала Лёлю это даже умиляло. Онасчитала своего возлюбленного существом высшего порядка, спасателем от бога!Потом случайно посмотрела знаменитый некогда фильм «Лоуренс Аравийский» – ипоразилась сходству главного героя с Дмитрием. Чудовищно тщеславный тип, этакийлюбитель произвести сногсшибательное впечатление! Ведь Лоуренс все своиневероятные подвиги совершал, чтобы возвыситься над толпой, продемонстрировать,какой он вообще, в натуре, так сказать сверхчеловек. Добро бы еще желал славы,почестей или богатства. Нет, он ловил кайф в непрестанном самоутверждении исамолюбовании. Вот и Дмитрий был таким же.

Из всех телепередач Дмитрий выбирал тольковыпуски теленовостей, потому что там довольно часто мелькали сообщения овсяческих ЧС. Надо было видеть, как загорались в эти минуты его глаза!

«Кажется, он жалеет, что сидит (лежит) сейчасздесь, со мной, на диване, а не лезет вниз головой в какую-то немыслимую дыру сэтим своим «Лукасом»!» – печально думала Лёля, которая к тому времени ужеподнаторела немножко в терминологии, говорила коротко – ЧС вместо длинного«чрезвычайная ситуация» – и знала, что «Лукас» – это новая, продвинутая модельгидравлического резака, чуть ли не первейшего орудия спасателей: он кабель вруку толщиной разрежет, будто батон колбасы, покореженную крышу автомобилявскроет, словно консервную банку, а при необходимости и бетонную плиту поднимет,уподобившись домкрату…

И вот однажды сидели (лежали) они с Дмитриемперед телевизором и смотрели во «Времени» сюжет про космонавта-2, ожидаяизвестия об очередном ЧС. И Лёля сказала:

– Вот несправедливость, а? Ведь он совершилтакой же подвиг, как Гагарин. Однако имя того до сих пор гремит, а про этогословно бы забыли уже на другой день после полета.

А Дмитрий буркнул в ответ:

– Помнят всегда первых. Второй может быть илучше, и храбрее, но… он второй. Хочу быть первым!

И что? Лоуренс Аравийский рассуждал иначе?

Лёля пыталась рассуждать здраво. Конечно,профессия не могла не наложить отпечаток на характер Дмитрия. Беспрестанно видябеспомощных людей, чьи жизни иногда в буквальном смысле находятся в его руках,он волей-неволей проникся сознанием исключительности своего дела. Он началощущать себя (ну и еще горстку немногих, таких же, как он) избранным, а трудсвой – отмеченным печатью особого благородства… Ну и всякое такое. Но однаждыЛёля видела по телевизору короткое интервью с одним из лучших друзей Дмитрия –Юрием Разумихиным. Она смутно помнила этого человека, которого видела во двореразрушенного Светиного дома. Тогда он был хмурым, озабоченным, а теперьулыбался в камеру и говорил хорошие слова. На вопрос: «Какое главное качествоспасателя?» – ответил: «По-моему, доброта».

Лёлина мама, на минутку повернувшись ктелевизору от компьютера, умиленно вздохнула: она вообще была необычайночувствительна к этаким правильным словам. А Лёле стоило немалого труда нефыркнуть возмущенно. Вот оно, значит, как? Доброта, да? Но почему же она уДмитрия распространяется только на заваленных обломками взрыва, застрявших вискореженном автомобиле, унесенных ветром на льдине… на худой конец, торчащих впроломе на высоте пятого этажа? Что, ей вечно оказываться во всяких передрягах,чтобы Дмитрий был добр к ней, к своей… ну, скажем так, подруге, – а нетолько к посторонним, попавшим в беду? Похоже, Лёлина беда – внешнееблагополучие! Не обзавестись ли ей для разнообразия инвалидной коляской или, покрайности, парой костылей?..

А потом Лёля поняла, что с Дмитрием делаобстоят еще хуже, чем ей казалось. Она тогда в очередной раз прождала егопопусту, а через день, когда он появился как ни в чем не бывало, сорвалась инаговорила… всякого такого. Она вообще вдруг стала в последнее время нервозной,злой, напряженной. Весна, что ли, так действовала?

«Весна, весна, пора любви…», она была,бедняга, тут ни при чем, однако Лёля этого пока еще не знала.

Сорвалась она, короче говоря. Дмитрий слушал,слушал, досадливо морщась, когда Лёля ударялась в слезы, а потом вдруг сказал,как бы даже невпопад:

– Легче всего на ЧС. Ты точно знаешь, что надоделать. Весь этот макияж жизни как бы смывается. Слетает всякая шелуха, иостается только истинное. И эта истина сама диктует тебе, как поступать.

Легче всего на ЧС… Как вам это понравится,люди добрые? Дмитрий, получается, ловит кайф от чужих страданий? Итак, правыпсихологи – в каждом деле существует профессиональная аморальность? Продавцыготовы отравить покупателей, врачи – зарезать пациентов, милиция иногдабезжалостней преступников, а спасатели жаждут аварий, потому что в этомкатарсисе рождается некая истина?

Конечно, это были только слова, и вывернуть ихнаизнанку могла только обиженная женщина, которая физически чувствует, как еесчастье утекает меж пальцев. Будто вода, будто песок! И нет никакой возможностиего удержать. Или… есть?

Честно говоря, когда Лёля поняла, чтобеременна, у нее не возникло никаких высоких и светлых мыслей на тему, что вот,мол, и начинают сбываться мечты о двух детях, которые когда-нибудь станутвспоминать родительский дом как счастливейшее место на земле. Она необрадовалась, не огорчилась, не испугалась. Она только подумала, что теперь-тоуж у нее есть средство привязать к себе Дмитрия!

Держи карман шире…

Самым страшным было то, что сказал Македонскийо семье. Оказывается, о ней в «Нимб ЛТД» давно известно! Значит, в любую минутутуда может отправиться группа. Да и группа не понадобится – один человексправится вполне.

И все-таки Самурай считал, что у него естьшанс. Он цеплялся, как за соломинку, опять же за слова Македонского: мол, еслион даст себя прикончить, не тронут его дочь. О том, что Самурай прикончить себяне дал, еще никто не знает. Какая-то фора у него есть. В любом случае, дажеесли прямо сейчас кто-то окажется на поляне и поймет, что произошло, ещепонадобится время на принятие решения. А он свое уже принял. Более того –приступил к его исполнению.