Нет, Степашка Разумихин спокойно сопит насвоей раскладушке, и в другой комнате, где спят Юра, его жена и малышка, тожетихо. Телефон молчит. Значит, не тревога, иначе Юре позвонили бы первому. Новедь уже за полночь, кого это разбирает в такую пору?

Дмитрий попытался вспомнить, есть ли наддиваном бра, но не смог. Ладно, хватит испытывать крепость Степашкиного сна. Онбесшумно поднялся и босиком, в одних трусах прокрался из комнаты, сжимая водной руке пейджер, а другую выставив, чтобы не врубиться в темноте вкакую-нибудь мебель. Ощупью добрался до кухни, включил свет.

Затейливая люминесцентная лампа зажигалась,разноголосо пощелкивая, долго, не меньше минуты. Дмитрий стоял, слепо моргая. Вкухне пахло тестом: разумихинская жена Алена грозилась на завтра пирогами…Удивительно уютная женщина, рядом с такой мгновенно отходят, как бы перегораютгорести минувшего дня. Дмитрий вспомнил, в каком состоянии он был, когда Юрапривез его к себе домой, – и как быстро успокоился, сидя в этойвеселенькой, разноцветной, тесноватой кухоньке, так непохожей на хирургическуюбелизну того «помещения для приема пищи», где иногда что-нибудь скучно варилаего квартирная хозяйка. Теперь бывшая, слава богу!

Дмитрий конфузливо улыбнулся. Все-такиоклемался, значит, если случившееся уже кажется ему смешным. Да, наверное, этои было смешно с самого начала: Иосиф Прекрасный, полуживой от усталости итягостных мыслей (он только что вернулся с той жуткой аварии на шоссе, и еголадони еще помнили мертвую тяжесть детского тела), стоит под душем, как вдруготкрывается дверь и на пороге возникает… как бишь ее звали по Библии, тураспутницу? Да никак – просто «жена господина его». Она, стало быть, ивозникает, в упор глядя на голого парня. Означенный Иосиф в растерянностизахлопал глазами, не догадавшись хотя бы мочалкой срамоту прикрыть, надеясь,что это недоразумение и жеманная Лариса Семеновна вот-вот порскнет вон. Нодама, сверкая очами, распахнула длинный алый халат и открыла взору Дмитрия своеподжарое, смуглое, почти безгрудое тело ухоженной, но уже стареющей женщины,отчего-то все покрытое меленькой порослью, как у дьяволицы… Дмитрий едва невыкрикнул: «Изыди, сатана!» – все еще надеясь, что это ему померещилось. НоЛариса Семеновна шагнула вперед и уже схватилась одной рукой за край ванны,намереваясь забраться туда, а другую протянула к самому… вот-вот, туда ипротянула!

Еще мгновение Дмитрий ошалело на неетаращился, а потом началось форменное кино! Он направил струю душа в лицоЛарисе Семеновне, одновременно открыв горячий кран до предела, а когда она свизгом отшатнулась, хватаясь за лицо, по которому хлынули черные потекираскисшей туши, вылетел из ванной, ужом извернувшись, чтобы ненароком некоснуться одуревшей женщины. Прошмыгнув в свою комнату, натянул прямо на мокроетело рубашку, вскочил в джинсы, сунул ноги в кроссовки, смел со стульев и столакакие-то пожитки…

Какой он молодец (нет, умница, Молодец, какизвестно, у нас один!), что загодя собрал вещи, начав подыскивать себе другуюквартиру: и ездить далеко, и всегда поесть нечего, и хозяйка до смертизаговаривает ночь-полночь, и плату требует вперед за два месяца, и пользоватьсятелефоном практически не разрешает…

Какой он дурак, что не поспешил с переездом!

Окинув комнату незрячим взглядом (что-то забыл,конечно, ну и в пень!), Дмитрий просвистел по коридору, ударился в дверь ивылетел на площадку, так и не поняв, то ли дверь была не заперта, то ли он еевышиб. «Жена господина его» слова вслед не сказала, даже не вышла из ванной. Ужне утопил ли он ее невзначай? Ну и… в пень опять-таки!

Дмитрий загрохотал вниз по лестнице (лифт уждругой месяц не работал) и наконец выскочил из подъезда, совершенно непредставляя, куда теперь податься. К Лёле, может быть? Но он еще ни разу неоставался у нее на ночь. А вдруг ее родители, по закону стервозности, зачем-нибудь вернутся из деревни? Не хотелось бы оказаться еще в одной идиотскойситуации, хватит с него на сегодня. Вдобавок Лёля прислала ему на пейджеркакое-то истерическое сообщение. Решила опять повыяснять отношения? Ой, нет!Эта… «жена господина его» (вернее, вдова, потому что муж ее умер пять летназад, а может быть, это легенда) хоть сказать ничего не успела! Объяснятьсясегодня с Лёлей – нет, увольте. Надо ей позвонить, конечно, – если Дмитрийдоберется до работающего автомата. Если он вообще хоть куда-нибудь доберетсяночью с автозаводской окраины!

И тут Дмитрий встал как вкопанный, увидев уподъезда ту же самую матово-серую «волжанку» Разумихина, на которой приехалдомой час назад. Добрый-предобрый дядя Юра его подвез, они распрощались доследующего дежурства… Разумихин что, вернулся с полдороги, почуяв, что другунужна помощь? Вот это телепатия!

Телепатия, как тотчас выяснилось, здесь былани при чем. Забарахлил двигатель, и Разумихин копался с ним битый час, то идело собираясь позвать Дмитрия на помощь, но не находя сил тащиться без лифтана девятый этаж. Мотор только что затарахтел, когда из подъезда вылетелвзъерошенный Майоров с белыми глазами, навьюченный вещами и весь мокрый.«Крыша, что ли, у них там протекает?» – на полном серьезе подумал Разумихин,насквозь вымокший под дождем. Потом, выслушав рассказ, он едва смог выдавитьприглашение поехать ночевать к нему: был слишком озабочен тем, чтобы сдержатьистерический хохот. У Димки было такое трагическое лицо! День нынче и вправдувыдался слишком тяжелый. Ничего, поест у них дома как следует, выспится,отдохнет – и сам поймет, что все это скорее смешно, чем грустно.

…Дмитрий улыбнулся. Разумихин опять оказалсяправ, хоть тресни!

Он выпил воды, пытаясь вспомнить, зачем,собственно, притащился среди ночи на кухню. Посмеяться, что ли? Ах да! Пейджер!Повернул его окошком вверх – и перед глазами промелькнула строка:

«Забудь мой телефон. Лёля».

Дмитрий мгновение смотрел на экран, потом стерзапись и повернулся к окну, уставился на водяных змеек, бесконечными вереницамиползущих по стеклу.

Это что, все из-за того, что он не кинулся,как песик, на ее зов? Все пытается надеть на него шелковенький ошейничек? Ну,забыл он, забыл позвонить и предупредить, что не придет! Вообще обо всем забыл,пока ехал к Разумихину, хотел только есть, спать, не вспоминать обвисшее теломальчишки и ту гадость, в которую вляпался потом. А Лёля… Ей бы толькопоставить человека по стойке «смирно»! Ей наплевать, как устает Дмитрий, какболит иной раз душа, – жить не хочется. Имеет значение только то, чтопроисходит с ее нежным, любящим сердцем!

Кого любящим, интересно? Дмитрия? Или все туже Лёлю?

Он погасил свет и пошел к дивану. Вытянулся,пытаясь подстроить дыхание в лад спокойному сопению Степашки Разумихина. Надоотоспаться, надо отдохнуть. Завтра может быть другая авария, людям потребуетсяего помощь – людям, а не эгоистичной барышне!

Сцепил зубы.

«Забудь мой телефон!»

Хорошо, забудет.