Наши дни

Лили примостилась на диване. Несмотря на невыносимую жару, она чувствовала себя насквозь замерзшей. Замерзшей и опустошенной. Джон ходил туда-сюда перед ней с суровым, как гранит, лицом. С той минуты, как Филдинг сообщила им об обнаруженных тапочках Ханны, они не сказали друг другу ни слова. Это положило конец ее подозрениям насчет мистера Саксона, но заставило трястись от страха. По словам Филдинг, Ханну и Грега видели на Догвуд-стрит, которая находится в неблагополучном районе города. По какой-то причине они убежали в Гримстоунский лес. Догвуд-стрит совсем недалеко, меньше десяти минут пешком. Лес начинается сразу за ней. В середине леса находится лесная школа. И Ханна, и Грег ходили туда со своими классами. Она помнит, как подписывала разрешения на экскурсии, и нетерпение Грега, который думал, что увидит древесную фею.

Лили схватила невидимый ключ и попыталась запереть дверь перед роем жутких сценариев. Слишком рано думать худшее, и все же она не сумела повернуть этот ключ. Картина за картиной проталкивались в щель и наводняли ее воображение. Вот Грег свернулся в позе эмбриона в то время, как приступ астмы лишает его легкие воздуха; Ханна безуспешно пытается вырваться из рук человека в капюшоне, плачет, умоляет отпустить ее.

«Если бы только мама была здесь. Она бы знала, что делать.

Мама умерла. Ты уже потеряла ее. И Ханну с Грегом тоже потеряешь».

Несколько секунд Лили не могла дышать. Если бы с ними все было в порядке, к этому времени они уже вернулись бы. Должно быть, случилось что-то ужасное.

Обыскав комнаты Ханны и Грега и весь дом сверху донизу, они выяснили, что пропал и школьный рюкзак Грега в виде божьей коровки. Добавьте к этому странное письмо, найденное Джоном под подушкой Грега, и незапертую дверь — ключ так и остался висеть на крючке — и можно прийти только к одному выводу: дети покинули дом добровольно. Их не похищали среди ночи, но — как минимум Грега — выманили соблазном, слишком удивительным, чтобы устоять. Возможно, это сделала его лучшая подруга Аврора. Больше Лили в голову не приходило никого, кто мог бы написать подобное письмо, что она и сказала детективу Филдинг. Та отправила домой к Авроре Уайт человека, но Ханны с Грегом там не оказалось.

Лили склонилась над письмом, которое Филдинг положила в прозрачный пакет. Кремовая бумага формата А5 с маленькими незабудками по краю. Слова выведены карандашом на удивление аккуратным почерком. Хотя бумага не разлинована, строчки ровные. Грег читает достаточно хорошо для своего возраста, но пишет вкривь и вкось. Эти же буквы одинаковые и приятно округлые. Хотя и не соединенные. Было бы удивительно, если бы семилетний ребенок мог соединять буквы так аккуратно. Ей ли не знать, ведь она больше десяти лет учит детей от четырех до одиннадцати. Чего она не знает, так это почерка Авроры, но девочка очень умненькая. Одаренная и талантливая. Гениальность не всегда сочетается с хорошей моторикой и аккуратностью, но довольно часто, особенно у девочек. Полиция уже опросила Аврору насчет письма, но что, если она соврала? Что, если Аврора знает больше, чем говорит?

Лили передернуло. Сердце колотилось все быстрее, пока она перечитывала письмо и представляла, как Грег выполняет все слово в слово.

Если именно поэтому ее дети ушли из дома в два часа ночи, она поражается Ханне. Она могла бы ожидать подобной глупости от Грега, который одержим феями с пяти лет и до сих пор верит в Санту, но Ханна? Ханна разумная девочка. По крайней мере Лили считала ее таковой. Почему ее маленькая девочка совершила такой безрассудный, опасный поступок — выше ее понимания.

От этих мыслей во рту появился кислый привкус, и Лили подумала, что совсем не знает свою дочь — что, бесспорно, ее собственная вина. Работа всегда была напряженной: тяжело преподавать полный день и уделять внимание двум детям. Временами Лили не понимала, как у людей так легко все получается на первый взгляд. Некоторые мамочки, кажется, успевают читать и даже поддерживать форму. Она не имела ни малейшего представления, откуда у них берутся силы. Она уже месяцев восемь не ходила на аэробику. В последнее время жизнь неслась в бешеном темпе, но множество людей находят стимул, а значит это ее недостаток. Еще даже до рождения Ханны она боялась, что будет плохой матерью, и тревожное расстройство запустило в нее свои мерзкие зубы. Физические упражнения хорошо справлялись с тревожностью, но она просто не могла найти мотивацию впихнуть их среди прочих дел. И переживания по поводу растущей трещины между нею и Джоном тоже отвлекли ее внимание от детей. Но это не оправдание. Должно быть, с Ханной что-то случилось, раз она поступила так глупо и опасно и ушла из дома среди ночи. Лили думала, что научила Ханну соблюдать осторожность. Не пугая до смерти, она пыталась разными способами донести информацию об опасностях, с которыми можно столкнуться. Ханна сделала это, чтобы обратить на себя внимание? Что-то случилось в школе, о чем Ханна ей не рассказала, потому что она была слишком занята, выставляя отметки или ссорясь с Джоном? А Грег с этим спрятанным под подушку письмом. Он скрывал от нее, потому что думал, что ей все равно?

Мозги болели. Каждая мышца в плечах завязалась в узел. Лили облизала губы. Казалось, что даже язык дрожит. Странное письмо вызывало ненависть. Лили хотелось разорвать его на клочки и сжечь, но теперь это улика. От него могут зависеть жизни Ханны и Грега.

— Ты все еще думаешь, что его написала Аврора? — спросил Джон.

Она подняла голову. Сфокусировалась на его бледном лице.

— Что?

— Письмо. Думаешь, это Аврора?

— Да. Должна быть она. Она живет через пару улиц от Догвуд. Грег уже ходил туда пешком. Он знает дорогу. Должно быть, они решили срезать через лес.

Джон покачал головой.

— Вопрос в том, если они шли к Авроре, то почему их там нет? Они давным-давно должны были дойти туда.

Живот пронзил страх.

Джон сел на другой диван и обхватил голову руками.

— Я не могу перестать думать худшее.

Лили не ответила. У нее нет сил утешать его. Ее мысли продолжало сносить по гибельному пути, где надежды нет и ей тоже остается только умереть. Жизнь без Ханны и Грега — совсем не жизнь.

Лили отвела глаза от мужа. Фотографии детей занимали все поверхности в гостиной. Новорожденные, малыши, на пляже в отпуске, улыбающиеся, смеющиеся, держащиеся за руки, бегающие и играющие вместе. Лили держала в руках последнюю из школьных фотографий Ханны, не понимая, как она там оказалась. Она не помнила, чтобы вставала или брала ее. Стекло запачкалось. С ее подбородка сорвалась слеза и упала на личико Ханы сердечком. Лили торопливо вытерла ее пальцем, но на стекле остался след. Она перевернула фотографию и вытерла ее насухо о джинсы, проверила. Теперь лучше. Она снова видела лицо Ханны. Видела ее улыбку, слегка смущенное выражение лица. Она припомнила их разговор. Ханне не нравилась фотография, и Грег дразнил ее по этому поводу, тогда она ткнула его между ребер, и они некоторое время возились на полу, пока Грег случайно не ткнул ее в глаз и она не заплакала. Лили прижала фото к груди, впечатала в ребра. Всплыли страшные мысли. Плачет ли сейчас Ханна? Она напугана? Страдает? Это невыносимо. Невозможно.