Старик, выпустив клубок табачного дыма ему в лицо, презрительно заметил:

– Наверное, и мне когда-то следовало только «постараться». Ступай домой!

Андерс понял, что Юлиус имел в виду.

– Я это сделаю. Клянусь детьми!

* * *

Через неделю после похорон Мода Эрика вновь появилась на телеэкранах.

Чётко поставленным голосом, наверняка после многих репетиций, она огласила новое заявление:

– Бывают девушки, которым повезло: они вышли замуж за принцев или миллионеров. Мне повезло гораздо меньше: я полюбила человека, который сразу же после венца сначала стал домашним тираном, а потом и преступником. Из-за его интриг и других подлых действий я оказалась разлученной с любимой дочерью. Но его настигла кара Господня, и теперь мы можем, наконец, воссоединиться! Я требую вернуть мне мою дочь Ингу Расмуссен из заточения в этой преступной семье. На моей стороне все: и закон, и Бог, и сама Мадонна! И да восторжествует справедливость!

В стране уже давно существовал закон об охране природы: если у тебя сломался какой-то электронный аппарат, его нельзя просто так выбрасывать на помойку: надо звонить в специальную службу, которая бесплатно заберёт его для последующей утилизации.

Но на следующий день по некоторым дворам было трудно пройти: и тут, и там валялись осколки от выброшенных из окон телевизоров.

Это была реакция зрителей на эту передачу.

* * *

Судебная система страны разрешала рассматривать любое уголовное или гражданское дело не по месту проживания истца или ответчика, а там, где это решила вышестоящая инстанции, даже если обе стороны процесса обитали в сотне километров оттуда.

Не только неявка, а даже простое опоздание на заседание расценивалось как неуважение к закону.

В расчёт не принимались ни возраст или здоровье какой-либо из сторон, ни её возможность свободно передвигаться в условиях постоянного транспортного коллапса.

Подразумевалось под этим следующее: «Благосостояние жителей достигло таких высот, когда не иметь две машины на семью – простое пренебрежение к нормам современной жизни!»

В отсутствие представителей Инги заседание суда длилось пять минут.

Судьи даже не удалялись в комнату совещаний.

Облачённый в чёрную мантию коренастый старик стукнул деревянным молоточком по столу:

– Прошу всех встать! Суд постановил: «Нет ни единого из условий ограничения власти матери над своим ребёнком. Нет ни единой причины для невозвращения ребёнка в семью. Нет ни единого факта злоупотребления или использования материнской власти над несовершеннолетним. Инга Расмуссен должна быть передана матери в течение 14 дней, не ожидая постановлений других судов!»

Место вынесения окончательного решения было выбрано в посёлке, куда добраться было довольно трудно. Тем не менее, несколько особо упорных журналистов сумели попасть на заседание к самому его началу: в девять утра.

Один такой тут же подскочил к судье:

– Инга неоднократно говорила, что желает и дальше проживать с бабушкой и дедушкой! А судья Вирга Скуче – её законный опекун!

Тот невозмутимо ответил:

– Со вступлением в силу решения настоящего суда, ровно через четырнадцать дней, все её опекунские полномочия считаются более недействительными. Родственник первой линии в лице матери считается более значимым, чем родственники второй линии. Вдобавок, существует заключение экспертов: «В силу своего возраста девочка не понимает всех обстоятельств ситуации!»

– Вы неверно цитируете заключение психологов, оно звучит совершенно иначе!

– Всё! Пресс-конференция окончена!

И он величаво направился в комнату отдыха и совещаний.

* * *

Первая попытка забрать Ингу закончилась для властей полным провалом: едва две полицейские машины с сиреной и микроавтобус подъехали к дому Расмуссенов, туда со всех сторон стали стекаться соседи.

У них не было организатора, которого можно было бы привлечь к ответственности за неповиновение закону.

Они действовали спонтанно, и при всём при этом, вполне организованно, понимая друг друга с полуслова.

Взявшись за руки, они образовали возле входа в дом Расмуссенов что-то вроде полукольца.

Сначала их было человек двадцать.

Из микроавтобуса вышел представитель прокуратуры.

Ему подали рупор, и он, откашлявшись, стал в него гнусавить:

– Именем закона требую освободить проход! Во исполнение решения суда, несовершеннолетняя Инга Расмуссен должна быть передана для дальнейшего воспитания в руки своей биологической матери. Всякое препятствие действиям власти влечёт за собой административную и уголовную ответственность, начиная от денежного штрафа в размере одной минимальной зарплаты до тюремного заключения сроком до двух лет, а в случае отягчающих обстоятельств – и до пяти!

Он посмотрел назад, в сторону микроавтобуса, и оттуда выбежал парнишка, услужливо подавший ему сафьяновую папку.

– Все желающие могут беспрепятственно ознакомиться с этим постановлением! – рявкнул он, помахивая какой-то бумагой.

Но ни один человек из цепочки протестующих даже не шелохнулся, а из оцепленного дома раздался истошный детский крик:

– Я не поеду к ней! Я её ненавижу!

Это был голос Инги.

И она громко разрыдалась.

На шум стали собираться и другие жители посёлка, а кто-то вызвал по телефону скорую помощь.

Через пять минут вокруг дома образовалась вторая цепочка: теперь «бунтовщиков» стало около пятидесяти.

Полицейские, судя по выражениям их лиц, тоже недоумевали: никто из них до сих пор не отнимал внучку от бабушки с дедушкой.

Пока чиновник связывался с начальством, к дому подкатила машина скорой помощи.

Протестующие разомкнули цепь и пропустили сутулого врача с чемоданчиком в руке и сопровождающую его медсестру, но моментально сомкнули за ними её намертво.

* * *

– У девочки не просто истерика, – сказал Вирге Скуче врач, внимательно осмотрев Ингу. – Это серьёзный нервный срыв. Ей пришлось пережить не только многократные унижения со стороны взрослых мужчин, а ещё и смерть отца. Ей просто необходимо побыть в стационаре, под пристальным наблюдением квалифицированных врачей. Там она отдохнёт от этого прессинга, который сопровождает её целый год.

– А после этого её оттуда заберёт эта сука? И тогда она опять будет продавать Ингу для утех всем богатым педофилам?

Несмотря на свой статус «судьи», Вирга не выбирала выражений.

– Медицина – вне политики! – робко попытался возразить врач. – Мы всецело на вашей стороне, но кроме закона Гиппократа существуют ещё и государственные!