Трудилась Людмила усердно, без конца тасуя и раскладывая перфокарты, словно пожилая помещица гранпасьянс, а в свободные минуты разгадывала кроссворды и какие-то особые – как она выражалась, «эрудиционные» загадки.

Как-то к ней подсел – «Ну-ка, ну-ка, это я люблю» – Филя, потный, в расстегнутом пальто: утром он попался кадровикам в качестве опоздавшего и орал, что он пришел уже давным-давно, а пальто не снимает из-за холода, – и целый день поддерживал эту версию. Людмила зачитывала вопросы из старого календаря счастливым дрожащим голоском, а Олег ждал случая встрять и утереть нос этому мужлану, всунувшемуся с суконным рылом в эрудиционные сферы.

Но Филя лузгал задачки, как семечки, даже не давая себе труда стряхнуть шелуху с нижней губы.

– Кто был к театру всей душой, в Москве же сел к нему спиной? – заранее ликуя, провозглашала Людмила, и прежде чем Олег успел прийти в себя от изумления, Филя уже сплюнул:

– Островский. Памятник перед Малым театром.

Филя отродясь не бывал в Малом театре.

– Какой город стоит на мягком месте?

Олег не успел вздрогнуть от неприличия, как Филя уже усмехнулся:

– Париж на Сене.

– В какой реке варят варенье?

– В Тазу.

К изумлению Олега, Филя знал, кто изобрел астролябию, где и когда придумано вязание на спицах, какие композиторы входили в «Могучую кучку». Он знал персонажей опер, из которых не слышал ни единой ноты, помнил, где и почему родились поэты, которых не читал и читать не собирался, рассказывал анекдоты из жизни исторических деятелей, о деятельности которых имел понятие самое идиотское. Очевидно, кроссворды, чайнворды, рубрики «Знаете ли вы?», «В мире интересного», «Цифры и факты», «Что такое, кто такой?» успели создать какую-то новую субкультуру, блестящим представителем которой и являлся в глазах Людмилы Филипп Филиппович Филипп: Филя, к изумлению Олега, тоже жил Историей – знал калибры пушек во время Крымской кампании, фамилии генералов, командовавших Ленинградским фронтом, имена любовников Екатерины Великой… История представала дребеденью, опрокинутой в прошлое.

Интересно, правда, что Людмила произносила имена изобретателя швейной машины и автора оперы «Гугеноты» с почтением, Филя же поплевывал на них свысока.

– Факты – это я люблю, – приговаривал Филя и, взглянув на Олега, добавлял, что не любит только хвастунов и пустоболтов: знать, кем написан роман, было в Филиных глазах важнее, чем прочитать его, да, пожалуй, и написать.

Желая подольститься хотя бы к Людмиле, Олег выразил удивление эрудицией Фили; однако она как будто даже обиделась, что всякая тля позволяет себе судить гениев. Но все-таки разъяснила по доброте душевной:

– Филипп у нас председатель общества книголюбов, – этим, по ее мнению, все было сказано.

И Мохов, хотя и не был женщиной, тоже разгребал свои формульные Гималаи безо всяких терзаний, достойна его эта работа или недостойна. Хотя требовала она всего только аккуратности и грамотности, правда, довольно высокого уровня: приходилось выписывать и частные производные, и контурные интегралы, – черновики выглядели внушительно. Не смущался Крестьянский Сын и подсаживаться к Олегу за советами, и Олег блистал изо всех сил, и даже кое-что подчитывал в библиотеке, стараясь снять с одного-единственного Мохова прежний урожай признания.

– Неудобно, тсамое, – каждый раз извинялся Мохов, – ты, тсамое, получаешь сто десять, а я сто двадцать, – и Олег готов был выложить ему за эти слова еще одну десятку.

Олег с детства усвоил героический набор: «гениальный ученый умер в нищете» – и поэтому полагал, что чем больше разрыв между талантом и доходом, тем почетнее. Однако никто вокруг этого убеждения не разделял. А Филя, увидев его беседующим с Моховым, одобрительно похлопал Мохова по замшевому плечу:

– Давай, давай, учи ученого. И ты, Евсеев, учись! Видишь, пришли вы вместе, а он уже получает на десятку больше. Поня`л?

– Поня`л.

Филя не притворялся – он скорее усомнился бы в третьем законе Ньютона, чем допустил, что умный может получать меньше глупого, – в чем же еще уму-то проявляться, как не в денежном превосходстве? И Олег почувствовал, что ему неприятно видеть вывешенную в коридоре таблицу уплаты профсоюзных взносов, в которой против его фамилии стояла самая маленькая сумма, – всякий раз хотелось запрятать таблицу куда-нибудь с глаз долой.

Поэтому, консультируя Мохова, Олег опускался до того, что произносил громче, чем следовало, слова «самосопряженный оператор», «интеграл типа Коши» и тому подобные пышности. Они, в сущности, возвышали и Мохова, хотя тот, похоже, нисколько в этом не нуждался. Возможно, он не просто разгребал лопатой Гималаи, но еще и развивал русскую науку.

А однажды и Филя решил похвастаться, что и у них в их экономической лабуде попадаются несобственные интегралы, да еще такие, что даже он не может их взять. А Олег заметил, что в интеграл можно ввести параметр так, что он окажется решением простенького дифференциального уравнения. Пока выписывал уравнение, а Филя за спиной скептически похмыкивал, сердце стучало так, словно сама проблема Легара стояла на кону. И когда он записал ответ и поскучневший Филя пробормотал: «Да, это известный прием», – Олег окончательно понял, что превратился во взрослого человека, – раньше старшие всегда хвалили за смекалку, а теперь он наконец сделался им соперником. Зато Людмила обрадовалась: «О, я теперь к тебе буду ходить спрашивать. А то к этим умникам из Третьей лаборатории не подступишься».

Филю, впрочем, трудно было пронять чем угодно. Вскоре он притащил Олегу машинописную статью: «Погляди-ка, разберись. Я, по-моему, где-то что-то такое уже видал». Спустя год Олегу случайно стало известно, что статью через Филю передал ему Обломов (Обломову прислали ее на отзыв), но для Фили было недопустимо, чтобы Олег вдруг узнал, что Обломов помнит о его существовании.

Однако и Филино доверие порядком его вдохновило – только бы не опозориться, не опозориться! – и так освежающе радостно было снова встретить родные локально выпуклые пространства. Вдруг он почувствовал, что бледнеет: в статье было дано решение проблемы Легара. Самое ужасное, именно этим методом Олег уже пытался ее решить, но так и не сумел преодолеть почти незаметный для постороннего глаза уступ.

Одним махом Олег пролетел по тексту до знакомого уступа и перевел дыхание: автор статьи уступа просто не заметил. Оказывается, он, Олег в глубине души все ж таки считал проблему Легара как бы у себя в кармане. Потом уже дошло, что не очень-то красиво так реагировать на чужой успех, и он утешил себя, что все равно и поздравил бы автора, и работу расхвалил до небес, – хватит и этого.

Но Филя-то каков! Ему приносят решение мировой проблемы, а он, оказывается, где-то что-то такое уже видал. Ну, гнида!..

Как ни спешил, ошибаясь и начиная снова, писанины опять осталось еще и на завтра. Здание уже затихло, а он все никак не мог подняться. Почему-то знобило, и от прикосновений одежды болела кожа. Словно припев, наплывало и уплывало: «Не нужен, никому не нужен…»