не надо в это вникать.

Я пялюсь на нее во все глаза. Серьезно? Стратегия с душком – даже будь у нас время сидеть и ждать. А нас нахрен выселят, если мы пропустим еще хоть один платеж по счетам, так что стратегия откровенно воняет.

– Этого мало! – говорю я. – Это для меня слишком важно.

– Бри, я все понимаю…

– Ни хрена ты не понимаешь! – С кухни доносится смех. Я почти шепчу: – Тетя Пуф, моей маме пришлось ехать на раздачу еды. Теперь тебе ясно, насколько мне это сейчас нужно?

– Мне тоже нужно! – отвечает она. – Думаешь, я хочу навсегда застрять в социальном жилье? Думаешь, я хочу всю жизнь торговать этой дрянью? Ни хера! Я живу каждый день с мыслью, что меня могут убить!

– Так завязывай. – Что может быть проще?

– Эй, я просто делаю что могу. – Бред, какой же бред. – И мне тоже нужно, чтобы наша затея с рэпом взлетела. Это мой единственный шанс.

– Так делай что-нибудь! Я не могу просто сидеть и ждать. Мне нужны гарантии!

– У меня есть гарантии. После праздников снова протащим тебя на Ринг и будем раскручивать.

– Как?

– Просто доверься мне.

– Это ничего не значит!

– Эй там, – кричит Джей с кухни, – все в порядке?

– Ага, – отвечает тетя Пуф. И, прошептав: – Удали нахрен, – встает и уходит в кухню, перешучиваться с Джей и Леной, как будто все нормально.

Да ни хрена не нормально! Суприм сказал, что песня хит. Тетя Пуф считает, что я так просто упущу свой шанс?

Спорить бесполезно, лучше докажу, что я права.

Я ухожу к себе, закрываюсь и достаю ноутбук. «Я взлечу» загружается на Dat Cloud за десять минут. Еще двадцать секунд – и ссылка улетает Суприму.

Меньше чем за минуту приходит ответ: «Получил. Готовься, малышка! Скоро будешь знаменитой!»

Часть вторая. Золотой век

Четырнадцать

Утром первого рабочего дня после каникул я просыпаюсь от громкого стука в дверь.

– Да кому не спится! – фыркает Джей.

– Небось, свидетели Иеговы[4], – зевает из своей комнаты Трей.

– В понедельник? Черта с два. А если это реально они, то пусть будут свидетелями кое-чему еще!

А это будет весело.

Вот простучали ее шаги к гостиной, и стало так тихо, что я слышу ее шепот: «Только не это…» Щелкает замок, со скрипом открывается входная дверь.

– Где мои деньги?

У нас проблемы. Это хозяйка, мисс Льюис.

Я встаю, прямо в дырявой пижаме с Человеком-пауком (ну а что, она удобная), и бегу ко входу. Трей тоже вылез из кровати и трет глаза.

– Мисс Льюис, можно еще одну отсрочку? – просит Джей.

Несмотря на раннее утро, хозяйка прямо на крыльце затягивается сигаретой. Ее лицо покрывают бессчетные родинки. Ее черные седеющие волосы всегда уложены в афро. Раньше ее брат, парикмахер, всегда их подравнивал, но недавно он съехал, и ее волосы торчат во все стороны.

– Еще отсрочку? Ха! – звучит, как будто смех застрял в горле. – Ты вообще помнишь, какое сегодня число?

Девятое. А заплатить надо было на новый год.

– Я и так дала вам пару недель, чтобы доплатить за прошлый месяц. И где? – продолжает она. – Теперь уже и за этот месяц пора бы заплатить, а ты, нищебродка, имеешь наглость…

– Нищебродка? – переспрашиваю я.

– Эй, – подает голос Трей, – не смейте так разговаривать с моей мамой!

– Хватит! – командует Джей.

Если что, мисс Льюис мне никогда не нравилась. Технически да, я живу в ее доме, но пусть она, что ли, уже подавится и сдохнет. Она все время ходит задрав нос, как будто она лучше нас только потому, что мы у нее снимаем. Как будто она живет не в паре кварталов, в нашем же гетто.

– Мисс Льюис, – спокойно произносит Джей, – вы получите свои деньги. Только, прошу вас, сделайте мне огромное одолжение, подождите еще немножко.

Хозяйка тычет Джей в лицо кончиком сигареты.

– Вот за это вас, черножопых, и не люблю. Вы считаете, что все обязаны делать вам одолжения. – У нее вообще-то тоже черная жопа. – Ты что, опять сидишь на этой дряни? Тратишь мои деньги на наркоту?

– Засуньте свой язык…

– Брианна! – одергивает меня Джей. – Нет, мисс Льюис, я ни на чем не сижу. У меня просто сложилось тяжелое положение. Прошу вас, как мать просит другую мать, дайте мне еще одну отсрочку.

Мисс Льюис бросает сигарету на крыльцо и тушит носком ботинка.

– Ладно. Вам повезло, что я добрая христианка.

– Правда, что ли? – спрашиваю я. Джей предупреждающе смотрит на меня через плечо.

– Только это последний раз, – говорит мисс Льюис. – Не заплатите – выметайтесь! – И спускается с крыльца, всю дорогу бормоча себе под нос.

Джей закрывает дверь, упирается в нее лбом, горбится и длинно, тяжело выдыхает, будто выпуская все, что хотела сказать. Иногда сдаться сложнее, чем принять бой.

– Ма, не волнуйся, – говорит Трей. – В обед зайду возьму микрокредит до зарплаты.

Джей выпрямляет спину.

– Нет, сынок. Это все обман. Ты никогда с ними не расплатишься. Я что-нибудь придумаю.

– А что, если нет? – спрашиваю я. – Если нас выселят, мы будем…

Я не могу даже произнести это слово, но оно и так повисает в воздухе, будто вонь. «Бездомными». Одно слово. Четыре слога.

Перспективы стремные:

Нам светит стать бездомными.

– Все как-нибудь наладится, – говорит Джей. – Не знаю как, но наладится.

Похоже, она успокаивает не нас, а саму себя.

Все это выбивает меня из колеи. Когда мистер Уотсон звонит клаксоном автобуса, я еще одеваюсь. В школу меня отвозит Джей.

Выруливая на дорогу, она кладет руку мне на подголовник.

– Бри, пусть утренние неприятности не отвлекают тебя от учебы. Поверь мне, все наладится.

– Как?

– Просто наладится, и все. Мне необязательно знать, как именно.

Меня так достали такие ответы… Сначала тетя Пуф, потом Джей – обе ни фига не знают, что делать, и надеются, что все чудом образуется само собой.

– Может, мне поискать работу? – предлагаю я. – Будет полегче.

– Нет. Твоя работа – хорошо учиться. Я пошла работать в тринадцать, когда мама умерла. Надо было помогать отцу. Я думала только о счетах и совсем лишилась юности. Считала себя взрослой. Отчасти поэтому в шестнадцать и родила Трея.

Ага, мама с папой – классический случай подростковой семьи по залету. К моему появлению они были уже взрослыми, но Трей заставил их повзрослеть гораздо раньше. Дедушка рассказывал, что папа в шестнадцать работал на двух работах и еще успевал читать рэп. Он делал все, чтобы…

Ну, чтобы мы не оказались в той заднице, в которой оказались.

– Малышка, я не хочу, чтобы и ты быстро взрослела, – говорит Джей. – Мне вот пришлось, и этого уже не вернуть. Наслаждайся детством, пока можешь.

– Лучше уж я пораньше повзрослею, чем буду жить на улице.

– Как бы я хотела, чтобы тебе даже думать об этом не пришлось… – тихо говорит Джей. Прочищает горло: – Но это моя забота. Не твоя и не Трея. Я что-нибудь придумаю.

Я разглядываю цепь у меня на шее. В Саду ее явно лучше не надевать – зачем нарываться на ограбление, – но в школе-то, наверно, можно. Наверняка все будут хвастаться новой одеждой и обувью – подарками на Рождество. Я тоже хочу похвастаться. Но если нам нечем платить за жилье…

– Может, лучше заложить…

– Нет, цепочка останется с нами. – Охренеть, она мысли читает.

– Но…

– Доченька, кое-что стоит дороже денег. Твой папа хотел бы, чтобы она была твоей.

Да, наверно, хотел бы. А еще он, наверно, хотел, чтобы нам было где жить.

Мы подъезжаем к Мидтаунской школе. Холодно, снаружи не особо постоишь, но Сонни ждет меня на ступеньках и машет рукой. Утром он написал мне, что нам надо поговорить.

– Пока, – прощаюсь я и вылезаю из машины.

– Эй, даже не чмокнешь меня, что ли?

Обычно мы обходимся без всякого такого, но сегодня, видимо, ей это нужнее, чем мне. Я целую ее в щеку.

– Я тебя люблю, – говорит она.

– И я тебя.

Она быстро чмокает меня в висок.

Уже на середине лестницы я слышу, как она открывает окно и…

– Хорошего дня, Бусечка!

Я застываю на месте.

Она что, серьезно?

Сколько себя помню, Джей – и только она – все время называет меня этим прозвищем. Понятия не имею, что оно, блин, должно значить. Удивительно, что в детстве я не решила, что