– А если вправо, – добавил ворон, – тамполяна с жабами. Не простыми, не простыми!.. От их слизи бородавками неотделаешься. В твоем теле заведутся головастики, потом разбухнешь, будешьлежать, толстый и вопящий, и они будут расти, кушать тебя изнутри, а через тримесяца...

– Через два, – прервал волк.

– Много ты знаешь! – каркнул ворон. – Серостьнемытая!.. Через три, ну, пусть через два с половиной начнешь лопаться... то,что от тебя осталось, начнет лопаться, и с десяток таких молоденьких лягушатвылезут на солнышко, красивенькие такие, махонькие, зелененькие, лапки какигрушечные...

– Через два, – обрубил волк. В полураскрытой пастибелые клыки блестели как сосульки на солнце. – Я видел как один лежал, а внем шевелилось, будто ежи играли! Ровно через два месяца живот лопнул, геройбыл еще жив, он еще пытался закрыть ладонями щель...

В моем животе начал ворочаться тяжелый чугунный утюг, а самжелудок покарабкался по горлу ввысь.

– Довольно, – оборвал я. – Вы уже доказали...да-да доказали! Так куда нам идти?

Оба ответили одновременно так слаженно, словно вдруг сталиблизнецы и братья:

– Влево, куда же еще? Теперь все идут налево.

Я поднялся с мешком, конь нехотя приблизился, но стал так,чтобы копытами достать волка. Я привязал мешок, поставил ногу в стремя.Спохватился:

– Что налево, понятно. У нас тоже все мастера налево.Но в этом мире что есть лево?

Волк прорычал что-то нечленораздельное, умолк. Воронпрокаркал наставительно:

– Есть Правда и Кривда, на гнилом Западе именуемаяпросто и обыденно Добром и Злом, а если пойти севернее, то Светом и Тьмой. Еслиже взять чуть в сторону зюйд-зюйд-веста, то Порядком и Хаосом...

– Понятно, – понятно, – прервал я. – Тыне умничай, ты пальцем покажи!

Волк посмотрел подозрительно, но какие шутки у варвара,вздохнул, повернулся и ткнул клювом в пространство.

– Ага, – сказал я. – Идем налево, чтобысражаться со Злом?

Даже волк посмотрел на меня так, что будь у него руки, ужеприставил бы большой палец к виску и греб бы по воздуху остальными.

– Зачем же тогда идти налево? – удивилсяон. – Если налево, там все свои. Надо идти направо! Чтобы грабить,убивать, жечь, насиловать, наслаждать силой и всевластием своего меча. Там жепростые никчемные людишки! Поселяне, горожане, всякие там маги-книгочеи – бейграмотных! – торговцы, ремесленники... А как хорошо распинать и мучить ихсдобных изнеженных женщин, чьи белые тела не видели солнца?

Мои широкие ладони покоились на рукояти меча. Он упиралсяострием в землю, медленно погружаясь то ли из-за своей остроты, способенрассечь волос в полете, то ли под тяжестью мои ладоней.

Видя мои колебания, ворон прокаркал наставительно:

– Ты ведь не просто какой-нибудь примитивныйбла-а-а-агародный герой! Ты выше!.. Ты – Герой!.. А это значит, что ты неведаешь ни добра, ни зла. Ты выше этих примитивных стародавних понятий. Тыидешь по миру... тьфу, по свету с обнаженным мечом в мускулистой длани, и тыхвост положил на все эти понятия о добре и зле. Ты режешь, кого хочешь,спасаешь, кого твоя левая... или правая рука, они обе твои, изволят. Сегодня тыспас принцессу, а завтра тебе восхотелось ее изнасиловать и зарезать – так ктопосмеет не то, что осудить, но сказать против? Сейчас время такое... Нет Зла,нет Добра! Есть только ты, великий герой...

Он топтал на ветке, орал, размахивал крыльями, каркал всегромче. Волк следил ревнивыми глазами, рыкнул:

– Устарело!.. Сейчас уже герой стоит вовсе на сторонеЗла. Наемные убийцы косяками вдруг проникаются любовью к какой-нибудь жертве,спасают... попутно убивая всех остальных без жалости и...

Я поднялся в седло, крикнул:

– Все, тихо! Убедили. Если вы такие умные, то я васпущу впереди себя. Такие... не знающие Добра и Зла, не пропадут, как я думаю.

Волк сдержанно улыбнулся жуткой пастью. Я видел как емухотелось по-щенячьи подпрыгнуть, но он только слегка наклонил голову. Воронобрадовано каркнул:

– А что как умные? Умные тоже... И те серые, чтокажутся кому-то где-то в чем-то умными. Мы знаем весь этот мир целиком иполностью! Этот вот серый аж вон до той березы с сосновой макушкой... нет, ещедальше, которое с лесистой верхушкой. А я так и еще дальше.

– До следующего дерева? – съязвил я.

– Нет, – обиделся ворон. – До самого концалеса!

От дерева с лесистой верхушкой до края леса было не меньшечем полверсты, так что ворон, как поистине мудрая птица, в самом деле зналбольше.

Единорог пошел рысью с неприличной для его богатырской статипоспешностью. Волк ровными прыжками понесся в густой траве. Конь старалсяперейти на галоп, я придерживал, жалея гордеца из клана Острых Клыков. Умрет,зараза, не попросит сбросить скорость!

Некоторое время я слышал над головой хлопанье могучихкрыльев. Дважды ударила воздушная волна, затем спину царапнули жесткие какконские скребки перья. Конь дернулся, боится щекотки, ворон долго устраивалсясзади на попоне, накрывающей круп, его трясло, сдувало, он тыкался то клювом вголую спину, то скреб острыми жесткими крыльями, наконец взлетел, напоследокударив меня крыльями по голове и едва не сбив железный обруч. .

Я был уверен, что отстанет, не дело умным на коня да заприключениями, но вскоре снова залопотали крылья, царапнуло по голове. Тяжелаятуша рухнула на плечо, я заорал, острые когти вцепились в голое плечо. Воронпопытался вытащить свои крюки и уместить их на узкой полоске кожи перевязи, новсе равно плечо горело, словно зажали в тиски.

На перекрестке дорог я сторговал у странствующего торговцаперевязь пошире, к тому же из толстой кожи не то тура, не то буйвола. На плечеумелые шевчуки поставили вовсе тройной слой, и наш пернатый умник с готовностьювогнал в нее острые когти, дальше поехал уже нахохленный, сразу задремав, лишьвздрагивая во сне и опять царапая мне щеку твердыми перьями.

Когда мы огибали пригорок, из леса шла к селу стая волков вшесть-семь голов. Впереди двигался массивный вожак, широкий в груди и с крупнойлобастой головой.

На стук копыт все как по команде повернули головы, замедлилишаги. Я опустил ладонь на рукоять длинного ножа на поясе, конь пошел шагом.Волки двигались по-волчьи, длинной цепочкой, ступая след в след, чтобы потомникто не понял, сколько здесь их прошло.

Вожак отыскал глазами мое лицо, жутко блеснули клыки. Яуслышал глухое рычание:

– Гер-р-р-рой... Доблестный герой, можно и нам... илихотя бы мне одному с вами?

Я не успел открыть рот, как мои спутники завопили в одинголос: