Рогач фыркнул, задрал голову. Закрученный рог нацелился внебо. Я невольно взглянул вверх, пусто, только глаза слепит, тут же опустилголову, но в сознание что-то впечаталось, снова пошарил взглядом по синеве, апальцы правой руки уже щупали лук, левая доставала из тулы стрелы.

Темная точка вычленилась, двигалась наискось к земле, разрасталась,я уже различил крупную птицу, летит тяжело, крыльями взмахивает чересчур частодля своего размера, не воробей все-таки...

Ага, в когтях что-то несет!

Конь застыл, я натянул тетиву, кончик стрелы как остриесамонаводящей ракеты едва заметно сдвигалось, я сделал поправку на отсутствиеветра, влажность, давление, солнечные пятна и гравитационный привет Юпитера,гигант как-никак, задержал дыхание, кончики пальцев нежно отпустили тетиву...

Стрела исчезла, я взвыл, основание большого пальца ожгло какраскаленным железом. Тугая тетива рассекла до мяса, из глубокой раны потеклаобильная красная струя. Тетива злорадно звенела, разбрасывая мелкие капелькикрови. Я кое-как засунул лук в колчан, прямо с тетивой, лизнул рассеченноеместо. Во рту стало тепло и солоновато, чуть не стошнило, как эти вампиры такуюгадость...

В сторонке мелькнула тень, над головой мощно хлопнуликрылья. На землю медленно падал, пронзенный стрелой, огромный орел. В когтяхвяло трепыхалась крупная рыбина, чешуя блестела серебром. Орел все еще пыталсятащить добычу, не понимая, что стрела просадила его насквозь, торчащий железныйкончик мешает слабеющему крылу разгибаться, при каждом взмахе безжалостновыдирая перья.

С треском ломая сочные стебли, орел и его добыча повалилисьпочти перед конской мордой. Я все еще прижимал изуродованное запястье ко рту,конь вытянул морду, понюхал, повернул ко мне голову. Коричневый глаз смотрелвопрошающе.

– Ну что? – спросил я раздраженно. – Разжигайкостер, жарь рыбу. Если бы тебя так...

Орел подвигал крыльями, концы упругих перьев скребли землю седва слышным змеиным шелестом, а рыбина вяло шевельнулась. Глаза ее были ужесонные, только жабры судорожно двигались, обожженные чистым воздухом.

Вдруг ее рот задвигался. Звуки донеслись слабые, странные, ноя отчетливо различил слова:

– Воды... воды...

Рана щемила так, что в глазах плясали плазменные искорки.Дурнота подкатывалась к горлу, я старался не смотреть на кровоточащую кисть.

– Откуда здесь вода? – пробормотал я. – Степьда степь кругом...

Голос рыбы прозвучал еще тише и монотоннее:

– Близко... за темными деревьями...

Я повертел головой, деревья все как деревья, Правда, у рыбзрение по-другому, даже собаки не видят, к примеру, цвета, а бабочки различаютв сто раз больше, вот если бы она сказала за ясенями или кленами... Впрочем, ясам знаю только березы и тополя, больше с горожанина спрашивать грешно.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

Тут же устыдился своей дурости, щука из-под крыльев виделабольше, чем я с конского седла. Конь закряхтел, когда я слез совсем непо-рыцарски и не по-варварски, а как домохозяйка с тренажера: цепляясь однойрукой за все, за что удавалось, а другую руку прижимал к губам и взвывал, когдаот толчков тыкался в рану зубами или носом.

Рыбина, даже подсохшая, трижды выскальзывала из рук в мокруютраву. Не удержал бы вовсе, тем более, что руку все еще берег, кровь всесочилась, хоть уже и не текла, но от вида ужасной раны у меня слабело все тело,а проклятая рыба выскальзывала из рук.

В последний я видел по ее мутным глазам, что вот-вотвцепиться своей зубастой пастью, желая мне помочь, в другую руку, тут янаверняка кончусь от боли, и я зацепил ее как крюком за жабры, терпи, дура, разуж попалась не акуле, а всего лишь птице, бегом понес, тяжелую как слона, кроще.

Деревья замелькали по обе стороны, словно их гнали навстречукак стадо оленей. Кустарник выметнулся навстречу, хлестнул по ногам. Язадыхался, кровь текла из раненого пальцы, стекала по кисти к самому локтю, якогда я попытался смахнуть со лба пот, попала и в глаза, и тогда я пер сквозькровавую завесу, что становилась то гуще, то розовела, когда я смахивалладонью. Всю кисть руки щемило, ноги отяжелели, а в груди пекло и хрипело.

Кусты трещали, впереди мелькнуло белое. Я несся, слышатолько свое хриплое дыхание, внезапно из кустов на дорогу высунулось нечтосверкающее, наглое, без единой пылинки, в отполированной поверхности отражалосьсинее небо, а солнечный зайчик снизу ударил под веки с такой силой, что ясослепу треснулся коленом как, что хрустнула чашечка. Я взвыл и попер, наощупьогибая это чертово чудо, которое в мое мире больше знают под названием«королевский».

Кусты пошли вверх, косогор, мне навстречу сыпались комьясухой земли, стучали в лоб. Слышался медный звон, негромкий, но почти неумолчал, я озлился, хватался свободной рукой за ветви, ноздри уже раздувалисьот близости воды, а когда увидел эту озерко, наполовину затянутое зеленойряской, застонал от желания окунуться с головой: рана щемила, будто густонамазали аджикой.

Брызги взлетели теплые и зловонные. С широких мясистыхлистьев шумно прыгали толстые жабы. Вода закачалась, я с неимовернымоблегчением выпустил рыбину.

Она ушла под воду как камень, воздух из плавательного пузыряистратился на разговоры, а нового не скоро нацедит через больные жабры. Брызгинамочили меня до головы, на ушах повисла тина. Со стороны я был похож наводяного, но рана неожиданно перестала сводить с ума, боль затихла.

Я с благодарностью подумал, что даже затхлая вода лучшемоего соленого пота. Опустил руку, чувствуя прохладу и освобождение от боли.Правда, когда вытащил, снова заныло, хоть и не так сильно, пришлось держать вэтой темной жидкости, но вода не холодная, могу простоять долго...

На берегу затрещали кусты. Конь проломился по моим следам,фыркнул, взмахнул уздой. Я сказал стонуще:

– Тебе что, копытный! А у меня палец рассекло до кости.Почти до кости.

В сапоги забралась что-то скользкое, мерзкое. Гадость тут женачала подрываться под подошву, я поспешно перенес тяжесть на другую стопу,страшась придавить, а то и вовсе раздавить, но почти сразу через голенищескользнуло что-то еще болотное, только покрупнее.

Я терпел, вода бурлила вокруг моей руки, я промывал рану иодновременно распугивал болотных тварей, что уже явно присматривались к моиммускулистым ляжкам героя. В зарослях осоки зашелестело. Стебли колыхнулись,словно вдоль подводных частей стебля прошел кабан, почесывая о них спину. Нечтоприближалось под водой в мою сторону!

Устрашенный, я попятился, задом выбрался на берег. Можетбыть, зверь там не крупнее выдры, но как человек с легкостью может дать в зубыравному весе по росту, но бежит от разъяренной кошки, так и я страшился всегоболотного, скрытого в мутной воде, копающегося в иле, скользкого и липкого, потаенного,древнего.