Вода била мутными струями из прохудившихся, а то ипрокушенных сапог. Я кое-как взобрался в седло, и уже там, хватая поводья, сизумлением обнаружил, что держу их в правой руке. На месте ужасающей ранывздулся вспухший багровый шрам! Даже корочку крови смыло, под тончайшей розовойкожицей толчками движется кровь, вспучивая кожицу, словно там проползаютбыстрые юркие гусеницы. То ли щука постаралась, то ли вода целебная, не вода, агрязи, но варвару ломать голову над загадками бытия нелепо, я толкнул рогатогоконя каблуками под бока, подо мной дернулось взад, я удержался, и ветерзасвистел в ушах мощно и вольно как Ванька Каин, когда был еще не префектомполиции, а атаманом разбойников.

Деревья выбежали навстречу и разбежались в стороны еще пугливее.Мы вылетели в простор, рассеченный вдали на две половины: вверху синий, а внизузеленый. Там, где сходились, вспыхивал и угасал странный блестящая искорка,словно луч солнца попадал на пластинку слюды.

Впереди слышалось остервенелое рычание. Конь прятал ушами,кожа на шее подрагивала, но шел ровно, с шагу не сбивался. Мы обогнули холм,рычание, хриплый рык, звонкое клацанье зубов стало громче.

У подножья холма катался огромный клубок из серых мохнатыхтел. Летели клочья шерсти, ветер пахнул в мою сторону, я уловил сильный волчийзапах.

Конь всхрапнул, я на всякий случай вытащил меч. Волкидрались остервенело, молча, а хриплый рык вырывался в минуты то ли ярости, толи боли. На земле уже расплывались широкие красные пятна, а шерсть напоединщиках кое-где слиплась, торчала толстым коричневым гребнем.

В какой-то миг клубок распался. Трое волков перекатилисьчерез голову, а я увидел, что дерутся трое серых волков с черным. Руки моисловно сами по себе бросили меч обратно в ножны. Я схватил лук, наложил стрелу,натянул тетиву и отпустил в одно мгновение, и лишь тогда вспомнил о разбитомпальце...

Стрела ударила в серого волка, одновременно я взвыл дурнымголосом. Лук вылетел из руки, я тряс кистью, где кровь брызнула с такойготовностью, словно собиралась туда неделю.

От злости на себя и от боли, визжа как недорезанныйсвиненок, я выхватил меч. Конь нехотя скакнул вперед. Кончик длинного лезвиядостал второго серого в прыжке и рассек ему хребет.

Последний серый и черный продолжали кататься как одингигантский еж, шерсть летела серая и черная. Подвывая от боли и жалости к себе,я с третьей попытки засунул меч в его щель, и лишь тогда сунул палец в рот.Теплый солоноватый вкус проник в мозг как яд, я ощутил дурноту. Деревьязакачались, начали расплываться, в ушах раздался далекий погребальный звон...

Послышался скрип, словно я грыз булыжник. Это мои челюстисжались до хруста в висках, тело напряглось, из расквашенного теста собираясь вподобие мышечного каркаса. Деревья перестали раздваиваться, хотя в голове всееще стоял звон. Мелькнула мысль сползти на землю и отдышаться, пока не свалилсякак мешок с отрубями, но снова посжимал челюсти, постарался посмотреть вокругглазами героя.

Рык медленно затихал, волки лежали неподвижно, но челюстичерного были на горле серого. Это из его пасти доносился затихающий рык, словноиз-под капота умирающего автомобиля. Глаза серого застыли как стеклянныепуговицы, а глаза черного чуть сдвинулись, следя за мною.

Язык вывалился на локоть, острые длинные зубы блестели,окрашенные своей и чужой кровью. Грудь и холка вздымались, хриплое дыхание былотаким шумным, словно ветер раскачивал лес. Желтые глаза неотрывно и немигающесмотрели на меня.

Я буркнул, морщась от боли:

– Похоже, тебе повезло.

Рогач, вздрагивая, пятился. Я дернул за поводья, конь сготовностью развернулся. Он порывался пуститься в галоп, но палец и так ноетпри каждом движении, а при тряске я вовсе сойду с ума, и я придерживал,позволяя идти только шагом. Конь все пугливо прядал ушами, я видел какиспуганно поворачиваются в орбитах коричневые глаза, стараясь заглянуть себе заспину, но что удается косому зайцу, не по зубам единорогу.

Следом на трех лапах ковылял этот страшный, изодранный вклочья, зверь. Шерсть слиплась и на животе, я видел как срываются красныекапли, оставляя мелкий ровный след, словно с самолета выпустили пулеметнуюочередь.

– Ну чего тебе? – сказал я раздраженно. – Настебе не одолеть. Неужели ты такой дурак?

Волк поднял огромную лобастую голову. Желтые глазауставились в мое лицо. Тяжелая челюсть задвигалась, волк зарычал, вдруг японял, что различаю в рыке и слова:

– Р-р-р-р... Я волк... Я волк!.. Меня зовутОстроклык...

Я пробормотал:

– Ну... черт, говорящий волк!.. Хотя, с другой стороны,тот, которого пинками из корчмы, тоже вполне по-человечьи.. Ладно, меня зовутРагнармир. У меня в сумке есть немного хлеба и сыра. Дать?

Он покачнулся, за это время под ним натекла красная лужица.Желтые глаза на миг затянуло пеленой, но тут же гордо выпрямился, прохрипел сгордостью, достойной галльского барона:

– Ты помог мне!.. А я, Остроклык, обязан вернутьдолг...

Я отмахнулся, взвыл, капельки крови веером упали на землю.Пару капель попали на волка, он с трудом повернул шею, вылизал плечо.

– Забудь, – посоветовал я хмуро.

– Нет, – прорычал волк. – Я волк из кланаОстрых Клыков!.. Весь клан будет опозорен...

– Я никому не скажу, – пообещал я.

– Я поклялся...

– Я освобождаю тебя от клятвы

– Никто не может освободить волка из клана ЧерныхКлыков, только он сам!

Лапы его подгибались, он упал, глаза затянуло пленкой. Еслибы издох, подумалось мне, то глаза должны смотреть невидящим взором впространство, а так зверюга, похоже, просто сомлела как Анна Каренина...

Не понимая, зачем это делаю, я слез. Конь тут же отбежал всторонку от волка и моих жалобных подвываний. Волк лежал недвижимо, но бок егослегка поднимался и опускался, хоть и очень медленно.

Я присел на корточки, волк выглядел жутко. Еще дивно, чтовыжил и ковылял за мной. Осторожно повернул ему огромную лобастую голову,стараясь рассмотреть рваную рану на горле. Пальцы погрузились в густую плотнуюкак у крота шерсть, местами влажную, на пальцах сразу остались красные пятна.

Внезапно я ощутил на ладони его мягкий и теплый язык. Ясмутно удивился, ибо даже у кошек языки как терки, а это просто шелковый,мягкий и горячий, и тут ощутил, что уже не чувствую боли.

Не веря себе, я уставился на руку. Рана появлялась иисчезала под длинным красным языком, по руке пробегала дрожь, выступилипупырышки, а рана становилась все меньше, края сближались, дно поднималось, аволчий язык двигался все замедленнее,

– Спасибо, – выдохнул я. – Теперь мы в самомделе в расчете!

Мне казалось, что волк то ли засыпает, то ли подыхает,прерывистое дыхание становилось все тише. По телу пробежала длинная как ящерицасудорога, но когда я начал высвобождать руки, веки приподнялись. Мне в лицо вупор взглянули желтые как янтарь глаза.