Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5. Отход = раскаяние
Ему казалось, что вечеринка продолжается.
Что она постоянно бродит за ним и, как яд, распространяется всюду. Даже когда полицейские запихнули его в камеру, Глеб продолжал слышать отбойное техно, а пространство вокруг мигало лазерным шоу. Он видел много, чувствовал – еще больше. Будто все эмоции, которые он испытывал за всю свою жизнь, увеличили на максимум и заменили ему каждый атом.
Уходит. Уходит. Уходит. Она ушла. Она его бросила. Бросилась.
Где-то там, за перебойной тусней, за тысячей тел, за танцами и реками алкоголя, происходило что-то страшное. Что-то, отчего нестерпимо хотелось отвернуться, но внутри нечто требовало бежать туда и решать, решать, решать.
Там происходило что-то жестокое, что-то несправедливое, что-то неразрешенное. И постоянно, постоянно, постоянно падало белое платье. И в своем бреду Глеб пытался пробиться туда, но люди стиснули его, стали отрывать от него по кусочку, а он все двигал локтями, пытался пробиться.
Вдруг он понял. Где-то там, за толпой, за вечеринкой, его убивали. Настоящего его убивали.
«Что же я скажу родителям? – первое, что пришло ему в голову. – Что подумают Сева, Марго? Почему никто не помогает? Меня там убивают!»
Полицейские периодически выкрикивали что-то на родном языке и били по решетке, пытаясь его угомонить. Остальные правонарушители спрятались по углам, наблюдая, как Глеб пытался отбиться от кого-то невидимого и постоянно куда-то рвался.
Он отрубился.
Когда к полудню по нужному адресу приехала Марго, деловая и презентабельная, в солнцезащитных очках, словно она какой-то тайный агент, Глеб лежал на полу. От него несло рвотой и по́том, он был ужасно бледным, но, завидев на входе Марго, улыбнулся, как обычно.
Дебоширство – его отличительная черта. Чтобы выжить в тусовке, она необходима. Глеб часто попадал в полицию, а Марго столько же раз его оттуда вытаскивала. Со скорбным, серьезным и безмерно усталым лицом. Все это уже давно стало как отрепетированный спектакль. Она говорит четко и громко, не снимая очков, и привела с собой кого-то из секты Гуру, чтобы переводил. С ней пытаются спорить – она повышает голос. Полицейским лень возиться с туристами, у них таких ошалевших Глебов штук по двадцать на дню. Отпускают его вполне спокойно.
– Моя спасительница, моя мать Тереза, – паясничает он. Глебу отчего-то весело, что ничего не меняется. Как в Питере его вытаскивала Марго, когда он подрался с диджеем, как в Москве (огромное количество раз), так и на Бали – все то же самое. – Дай я тебя обниму.
– От тебя воняет, отстань!
Она деловито прощается с переводчиком, тот улыбается, кивает и запрыгивает на свой скутер. Солнце болезненно бьет по лицу, у Глеба страшный сушняк и бесконечное желание вернуться в постель. Марго услужливо открывает ему дверь машины, он залезает на заднее сиденье, укладываясь на бок. Марго же садится за руль.
– Ты арендовала машину?
– Не хватало мне еще на байке разбиться. Потребовала у Гуру. Хотя водят здесь – просто ад. Но хотя бы по три часа не надо такси ждать.
Глеб с радостью обнаружил на дне машины пару еще холодных бутылок воды. Марго славилась удивительной предусмотрительностью и грозной заботой.
Он несильно понимал, где они находятся, который теперь час и что вообще происходит. Ему кажется, что последние часы растянулись на несколько жизней, а внутри все еще сидит паранойя: реально это или нет.
Он ткнул ее в плечо.
– Ты че делаешь, дебил? – Марго не отвлекалась от дороги. Движение было плотное и медленное.
– Проверяю, настоящая ты или нет.
– Я уже сама сомневаюсь, настоящая я или нет.
– Конечно, Марго, ты же сказочная женщина. Совсем нереальная. Со всем сама справляешься…
– Хватит льстить.
– А может, я наконец-то прозрел?
– А может, ты наконец-то заткнешься?
Глеб миролюбиво пожал плечами, жадно опустошил бутылку и почувствовал, как организм тут же среагировал ярким желанием выблевать из себя все.
– Светозар подмешал нам что-то в воду вчера, – устало сказала Марго.
– Я так и понял в какой-то момент. Наверное, какое-то ЛСД.
– Это пиздец. Как вообще такое можно делать с людьми?
– У него свои методы.
– Ты его оправдываешь? – разозлилась она. – Сука. Это было ужасно. Я никогда не чувствовала себя так паршиво. Это был ад наяву. Ад, который я не планировала переживать. Сева вообще в больнице.
– Что? Сева в больнице?
– Этот идиот прыгнул в бассейн и ударился виском. Гематома, сотрясение, кровищи было ужасно много. Слава богу, Кристина была в сознании и отвезла его в больнице.
– Значит, кровь мне не привиделась. Как я это упустил? Как он?
Они уже вернулись из больницы. Ему наложили шов. Его постоянно тошнит.
– Не зря я взял Кристину, скажи же?
– Ты идиот?
Он выбирает молчание. Марго не может поверить, что с ними это произошло, а самое ужасное – что Глеб нисколько не удивлен.
Марго никогда не ощущала такой боли, которую испытывает сейчас. Все мышцы трутся друг о друга, ее тело – сплошная боль. Голова готова взорваться. Она не хотела этого. И не хотела вчерашний трип. Она не хотела все этого видеть.
– Это было насилие. Откровенное насилие. Разве можно так поступать с людьми? Выбить их из зоны контроля и с головой окунуть в ад? Неподготовленных, незнающих, главное – не хотящих этого.
Она отвлеклась, когда увидела, как Глеб зажал рот рукой.
– Тебя тошнит?
– Все норм, – ответил он через паузу и открыл окно. Он высунул голову на воздух, но снаружи была только удушающая жара, от которой его стало мутить еще больше. Его мелко трясло.
– Скажи, если надо затормозить.
– Мы и так почти не двигаемся.
– Значит, блюй на того придурка, который впереди плетется.
– С удовольствием, госпожа.
Марго все-таки хихикает, и Глеб довольно улыбается. Рассмешить ее получается слишком редко.
– А как остальные? Расскажешь?
Она издает тяжелый вздох, бьет по рулю ладонями, думая, с чего начать.
– Леша едва двигается. Пьет колу литрами и держит мокрое полотенце на голове. Этот придурок расцарапал себе все колени и живот. Он решил прокатиться по плитке. Или на демоне, как он сам сказал.
– В стиле Леши. А ты как?
Марго долго молчит, неестественно и напряженно, подбирая слова. За нее Глеб переживал больше всех.
Он смутно вспоминает, как пытался найти ее в этом тумане, понять, как у нее дела. А потом… потом… Он нашел кого-то другого.
– Я видела другой нос.
Он не сразу понимает, о чем она, и смеется.
– Что? Как у Гоголя?
Он видит, как она смутилась, как каждое слово