– Я заперлась в ванной и постоянно смотрела на себя. И… видела. Я только утром, на трезвую, осознала, что видела себя с другим носом, – хохочет Марго.

Она не будет рассказывать, что было на самом деле. О кожанной туше, забитой мокрыми чужими волосами, о криках, голосах, о силуэте за окном. Нет.

Глеб аккуратно садится и пробирается между сиденьями, чтобы стать к ней ближе. У Марго крючковатый, выразительный, типично армянский нос. И Глеб в жизни не догадался бы, что она его стыдится. По крайней мере, они никогда это не обсуждали.

– Ты хотела сделать пластику?

Она кивает.

– Даже отдельный счет завела. Представляешь? Откладывала деньги на операцию. Я с ума сходила. Все детство рыдала из-за него. Потом появились эти чертовы бьюти-фильтры в «Инстаграме». Я часами могла смотреть на свое идеальное замыленное лицо через фронтальную камеру, и чем дольше я на него смотрела, тем больше забывала, какая я на самом деле.

– Ты красивая, Марго. – Он хочет говорить искренне, правда очень хочет. Но Марго – это Марго. Она трудолюбивая, яростная, грозная, сильная, но слово «красивая» ни разу в этом списке не появлялось. Глеб никогда не думал о ней в таком ключе.

И Марго это чувствовала.

– Да просто… на долю секунды я почувствовала себя такой, какой, я думала, буду себя чувствовать, когда переделаю нос. Знаю, это звучит так по-бабски, так глупо, но… Я даже не знаю, какую аналогию тебе привести. У всех же существует это постоянное «если»: если у меня появится парень, то я буду себя любить, если у меня будет много денег, то открою свой бизнес и уйду с работы. Или… начну путешествовать. Вот этот нос и был моим постоянным «если».

– Но «если» – это твой нос, то что твое «то»?

Они выехали на узкую дорогу. В заполненных водой рисовых полях отражалось жаркое полуденное солнце. Мусор после праздника еще валялся вдоль шоссе.

– Не могу сказать, Глеб, просто не могу.

– Хорошо.

Ему даже хотелось добавить это светозаровское дебильное «Я слышу и понимаю тебя». Но он не понимал.

– Но затем все стало ужасно. Мне казалось, что я не контролирую свое тело. Что оно не мое. Мир стал совершенно другим, страшным… – она сделала глубокий вдох. – Я не знаю, как это описать. Это было отвратительно… – Она нервно облизнула губы. Ощущения вчерашнего дня остались в ней словно эхо. Иногда ей казалось, что ее тело до сих пор забито мокрыми волосами, словно ванный слив. – Ну а что было у тебя? Раз мы перешли на такие откровения.

Глеб пытался вспомнить. Никак. Марго везла их на виллу в Убуде. Знакомые уже улицы, все те же собаки. Интересно, что стало с той собакой, которую он встретил в храме?

На этом острове время шло как-то по-другому. Дни становились веками. В путешествии, наверное, всегда так. Глеб в какой-то момент завис в Испании на две недели, и тогда дни тоже были насыщенными, долгими, такими, что потом еще полгода с тоской вспоминаешь их в Москве. Но сейчас… Нет горячих испанок, дешевого алкоголя и пляжа. Только странная непонятная дичь.

– Сначала были звезды. Да… Я видел рисунок из звезд, потом они начали орать… – Нет. Он не скажет. – Мне казалось, что я заперт в аду из танцующих тел. Бесконечная вечеринка. Ну, знаешь, жесткая такая. Будто… Ох, даже не знаю. Помню, что еще постоянно извинялся и всюду, всюду видел это странное белое платье.

Марго внезапно свернула с обочины и остановилась так резко, что Глеб чуть не вылетел через лобовое стекло. Они уже почти въехали в город, и тот ответил недовольными сигналами автомобилистов.

– Белое платье? – с ужасом переспросила она. Марго глубоко и прерывисто дышала, будто у нее началась паническая атака.

– Марго, что случилось? Воды, может?

– Ты еще что-то видел?

– Что?

– Помнишь еще что-то?

– Я… – Он откинулся на сиденье и с трудом копался в воспоминаниях. – К нам никто не влезал на виллу?

Она медленно обернулась к нему.

– Что?

– Я разговаривал с какой-то девушкой, но, честно говоря, не совсем уверен, настоящая она или нет. Мы стояли на кухне, я дал ей еду. Потом вышли во двор, я погнался за ней, и тогда меня схватила полиция. Девушка в белом платье.

– Глеб, не было никакой девушки. Мы были на вилле одни.

– Ты уверена?

– Да. У нас есть сигнализация, и ребята никого не видели. Никаких следов взлома и проникновения. Да, была еда на кухне. Но это Сева все сожрал, он сам мне потом сказал.

– Значит… черт. А выглядела такой реальной. Ха-ха. Но я и думал, что она, скорее, мне привиделась.

– Как она выглядела?

– Тощая, загорелая, с длинными волосами, косичка какая-то. Я… не знаю, она будто на призрака была похожа.

– У нее были губы?

– Что?

– Забудь.

Руки Марго тут же закопошились в поисках сигареты. Они тряслись, зажигалка сработала не сразу. Она открыла окно, местный злобно постучал ей по капоту, принуждая к движению.

Марго явно на что-то решалась, пока нервно курила свою сигарету.

– Да ты можешь сказать наконец, что происходит?

Она молча пялилась в окно, нервно жевала губы, а в Глебе закипала ярость.

– Боже, как меня достало. Что случилось? Что за реакции? Ты вообще адекватная? Ведешь себя как истеричка.

Марго молчала, и это было самое сложное.

– Ты постоянно перемигиваешься с Севой, думаешь, я этого не замечаю?!

Все равно тишина.

– Ведете себя так, будто я маленький ребенок. Тебе напомнить, Марго, кто начал «Мясо»? Кто вообще вас создал? Ты бы сидела в этом чертовом ресторане и считала свои чаевые от жирных ублюдков… Твою мать!

Он не успел понять, что случилось, пока со всей злостью орал на Марго. В это время она молниеносно обернулась и… потушила сигарету о его руку. Глеб истошно заорал, хватаясь за ожог.

– Ебанутая истеричка!

– Ты нас сделал?! – зловещим шепотом переспросила Марго. – Ты? Нас?! Ты хоть, блять, представляешь, чем мы пожертвовали ради тебя? Что мы сделали ради тебя? Из-за твоих идиотских придумок, из-за детского поведения, Глебушек? Думаешь, я еще буду терпеть подобное? Нет! Ты неблагодарный, бессовестный, нарциссичный выродок…

Дальше он не слышал. Глеб просто хлопнул дверцей машины и выскочил на улицу, прижимая руку к груди. Ожог был крошечным, шуточным, но каким обидным. Будто его пырнули ножом в спину.

– Иди на хер! – крикнула ему через окно Марго, сигналя. – Иди ты на хер, ублюдок! Сил моих больше нет!

Она в бешенстве стала колотить по рулю, а Глеб все продолжал двигаться вперед, пыхтя