Однако с этого дня и за Счастливчиком, и за Кротом былоустановлено самое тщательное наблюдение. Мобильные телефоны обоих были взяты напрослушивание. За ними пустили следить целые группы оперативников. НоСчастливчик был неуловим.

Он легко уходил от преследования, словно издеваясь наднашими оперативниками. И также легко появлялся в поле их наблюдения, будтоничего не боялся.

А над нами продолжали сгущаться тучи. Мотин уже серьезнотребовал не просто нашего отстранения, а передачи дела в прокуратуру и нашегоареста за намеренный отказ выполнять действия командиров в боевой обстановке.Он так и формулировал свои обвинения. Мы были не просто трусы и дезертиры, мыбыли подонки, оставившие своих товарищей на поле боя, и именно мы быликосвенными виновниками гибели всей группы. Чего только мы не наслушались за этидни от Мотина. Иногда мне казалось, что человеческой глупости не может бытьпредела.

Или Мотин просто хотел выслужиться? Но тогда почему он такстарался нас утопить? Возможно, ему просто нужны были виноватые?

За два дня до окончания срока, который нам назначил Счастливчик,нас вызвали к самому генералу Мальцеву. Мы знали, кем именно был этот Мальцев.Его фамилию знал каждый офицер в министерстве. Это был начальник управлениясобственной безопасности министерства. И мы знали, что визит к нему не сулитнам ничего хорошего.

В кабинете, кроме него, сидели еще несколько человек.Полковника Тарасова, который нас допрашивал, мы уже знали. Из городскогоуправления пригласили самого Панкратова, который сидел справа от генералаМальцева. Рядом с Панкратовым устроился и Горохов. Он был мрачен, а когда мывошли в комнату, он отвернулся, словно опасаясь выдать наши отношения. Вкабинете находился и красномордый Мотин, который даже не стал с намиздороваться, когда мы вошли в кабинет, а просто брезгливо придвинул к себе нашиличные дела. Он, очевидно, считал, что для нас все уже кончено.

— Садитесь, — строго приказал генерал.

Собственно, в кабинете было даже два генерала. Панкратов иМальцев. Но они были в этот момент в разных весовых категориях. Мальцеввыступал в роли обвинителя и судьи в одном лице, а Панкратова в лучшем случаеможно было считать свидетелем со стороны обвиняемых. Мы уселись на стульях.

— Неприглядная картина получается, — вздохнулМальцев, покосившись на Панкратова, — наши сотрудники считают, что вашавина доказана материалами дела и свидетельскими показаниями. Подполковник Мотинубежден, что вас четверых нужно вычистить из органов и передать дело впрокуратуру.

При этих словах Панкратов громко крякнул и, оглядевшись посторонам, нахмурился.

— Я решил лично встретиться с вами, чтобы разобратьсяво всем, прежде чем мы примем решение, — продолжал Мальцев. —Обвинения против вас выдвинуты серьезные. Фактически вас обвиняют ни мало нимного — в пособничестве убийцам вашего подполковника и ваших товарищей. Так чтовы хотите нам сказать? И учтите, что это ваше последнее слово. Мы больше ненамерены церемониться с вами.

Мы переглянулись. Все смотрели на Хонинова. После смертиЗвягинцева он был для нас командиром. Он понял наши взгляды и попросилразрешения сказать несколько слов. Мальцев кивнул, разрешая Хонинову говорить.И тогда тот выдал текст примерно следующего содержания:

— Мы с самого начала готовы были сотрудничать соследователями, расследующими обстоятельства случившегося. Мы готовы былирассказать обо всем, дать любые показания, чтобы помочь вам найти тех подонков,которые убили наших товарищей. Но нас никто не слушал. Нам удалось установить,что кто-то выдавал наши действия другой стороне.

— Конкретнее, — заорал Мальцев.

— Бессонов, — назвал фамилию предателя Сережа, и унего дрогнуло лицо, — он передавал обо всех наших передвижениях, обо всехподробностях нашей операции. Когда Дятлов догадался об этом, он его убил,задушил той самой леской, которую купил за несколько дней до этого в магазине.Это легко проверить.

— Кому передавал сведения Бессонов? — спросил,нахмурившись, Панкратов.

— Полковнику ФСБ Баркову.

— Его застрелили еще два месяца назад. Вы о немговорили и следователям прокуратуры, — напомнил Мальцев.

— Но мы не сказали о том, что за несколько часов до операциижурналистке Людмиле Кривун позвонили из министерства и предложили принятьучастие в операции. Ей позвонили в десять часов вечера. А сообщение Метелинойпришло только в одиннадцать. Значит, звонивший заранее знал, что должно былопроизойти нечто такое и именно в два часа ночи.

— Откуда вы это узнали? — быстро спросилПанкратов.

— Людмила Кривун рассказала об этом Никите Шуваловуперед своей смертью.

Теперь все смотрели на меня.

— Да, — сказал я, понимая, что нужноговорить, — она мне рассказала обо все в поезде.

— Почему вы об этом молчали? — нервно спросилПанкратов, не дожидаясь, когда задаст вопрос Мальцев.

Я немного смутился.

— Говори! — закричал генерал Панкратов, ударивкулаком по столу.

— Я узнал, кто звонил Кривун, и тогда вычислилпредателя, — наконец произнес я, чувствуя на себе настороженные взгляды совсех сторон, — предателем был Миша Бессонов.

— Поэтому ты с ним подрался? — быстро ввернулГорохов.

Он явно пытался нам помочь. Я согласно кивнул.

— Людмиле Кривун звонили из министерства, — напомнилмне генерал Мальцев, — вы можете назвать фамилию офицера, который звонилжурналистке накануне операции?

— Да.

— Имя? — требовательно спросил Мальцев.

— Подполковник Решко, — тихо сказал я.

Наступила тишина.

— Бывший помощник Александра Никитича, — оченьнеприятным голосом уточнил генерал Мальцев, — убитый несколько дней назад.Мы как раз занимались разработкой этого типа. Он был переведен в управлениекадров.

— Почему вы не сказали об этом раньше? — спросилПанкратов.

Я сидел, опустив голову.

— Мы все виноваты, — тут же взял на себя мою винуСергей Хонинов, — мы все знали о Решко.

— Нет, — отчаянно крикнул я, — не правда. Ярассказал им об этом только недавно. Я не хотел никого вмешивать. Я хотел самвсе узнать. Но Решко ушел в отпуск сразу же после смерти своего шефа и вернулсятолько недавно.

— Нужно было нам все рассказать, — покачал головойГорохов, — мы могли бы вместе что-нибудь придумать.

Отвечать мне было нечего. Он был прав.

— Решко, — задумчиво сказал Мальцев, посмотрев наостальных офицеров, сидящих в его кабинете. — С кем же он был связан?

Все молчали.

— Эх, Мотин, Мотин, — укоризненно произнесМальцев, — вечно ты торопишься, все у тебя виноватые, чуть парням жизнь несломал. И откуда только такие, как ты, берутся?