Глава двадцать четвёртая

Инцидент случился в первый же день, как только «Ангелы» спустились на грешную землю земли сибирской. Полётчики перед началом гастролей распаковывались, растянув за кулисами тросы своей подвески. Кто-то уже был на куполе, ждал сигнала снизу. Валентина ненавязчиво управляла процессом – она теперь полностью приняла на себя руководство номером вместо своего отца Виктора Петровича. Тот ушёл на пенсию и был режиссёром-постановщиком подобных номеров в студии в Москве.

Сегодня всё было как всегда. Но не совсем…

Света, Пашка, Венька и, в какой-то степени, Захарыч ждали этой неизбежной встречи. Виду никто не показывал, но нервы у всех были напряжены. Каждый внутри переживал свою драму…

Венька – парень простой, почти деревенский, в хитросплетениях человеческих отношений привык видеть ясность и конкретность. В данный момент он видел угрозу семейной жизни Пашки со Светой, которая из-за Валентины едва не рухнула на его глазах тогда, в передвижке, ещё до того, как эта семья образовалась. Сколько боли тогда приняла на себя Света!.. Он помнил. Прошло почти пять лет, но забывать и прощать такое он не собирался, хоть это и имело отношение к нему весьма косвенное. У Веньки был собственный кодекс чести. Он видел, как напряжён его друг. Захарыч посуровел и стал молчаливее обычного. Света как-то вдруг разучилась улыбаться. Вообще что-то было не так и не то… Тут ещё этих «Ангелов» черти принесли!..

…Венька прогуливал Салюта в дальнем конце кулис, почти перед самой конюшней. Его чего-то вдруг понесло поближе к манежу, туда, где ждала своего часа взлететь под купол тросовая оснастка. В такие моменты наступать на неё нельзя ни по нормам техники безопасности, ни по древним цирковым традициям. Венька прошёлся по тросам сам и провёл коня. Ему сделали резонное замечание, тот в ответ огрызнулся. Валентина, как руководитель, сказала что-то справедливое, но резкое. Венька обозвал её «дамочка». А как реплику в сторону, жизнеутверждающее – «сучка!» В некоторых жизненных ситуациях эти слова бывают синонимами…

Тут всё и началось. Созревший прыщ прорвался…

В цирке боевой клич «наших бьют» – не пустой звук. В зависимости от ситуации, его масштабы вырастают стремительно. Поднимается на ноги, скажем, цирковая гостиница, если нужно решать глобальную проблему с местными в городе. «На исходной» могут оказаться всего несколько человек, если этого будет достаточно. Но поднимутся обязательно. И в этот конкретный момент неважно, кто с кем в ссоре, это всё потом. «Наших бьют» – это здесь и сейчас! Такова древняя цирковая традиция…

Любой групповой номер – это прайд, семья. Тут все один за другого без оговорок…

Венька получил своё мгновенно… У себя на родине он бывал в передрягах неоднократно. Бойцом был знатным. Веньку Грошева по кличке Червонец знали, уважали и обходили стороной. Здесь же он, не успев опомниться и договорить очередную мысль, увидел вспыхнувший «звездопад» и покачнувшийся потолок закулисья. Один из полётчиков перехватил повод лошади, и Салют через секунду стоял в стороне, нервно перебирая ногами. Другой воздушный гимнаст организовал для Веньки очередной фейерверк, который яркими звёздами снова полыхнул в его подбитом глазу. Но «Червонец» – не мелкая монета. Самый крупный гимнаст-ловитор весом килограммов под сто тут же с грохотом отправился в полёт куда-то под реквизитные ящики. Венькин оставшийся глаз сверкал яростью, крылья носа с горбинкой хищно раздувались. Он, «длинноногая жердя» (по характеристике Захарыча), с весом боксёра-«мухача», сейчас держал оборону против четырёх отлично сложённых парней. Ещё один гимнаст успел получить хлёсткий удар в челюсть, но устоял и попытался зайти сзади. Венька почувствовал, как кто-то прикрыл его спину.

– По лицу не бей, им работать!.. – услышал он Пашкин голос. С его стороны кто-то громко охнул и осел на пол. «В печень!..» – сообразил Венька.

На шум и знакомые голоса из конюшни выскочила Варька. Она тут же с бешеным рыком вцепилась в колено одного из полётчиков. Его джинсы мгновенно превратились в лохмотья.

– Варя! Фу! Нельзя! Свои! – Пашка схватил Варьку за загривок и еле оттащил от отбивающегося перепуганного полётчика. Собака тряслась от ярости и, рыча, всё ещё делала попытки атаковать.

– А ну, всё, закончили! – раздался властный окрик и лихой свист. – Всё! Я сказала!..

«Она ещё и свистит, – успел подумать Венька, – ну и баба!» И тут же получил под ребро хорошо поставленный удар. Дыхание перехватило.

– Это тебе за сучку, дружок! – Валентина повела плечом. – На этом закончим!..

Она мягко улыбнулась, сверкнула зеленью глаз за Венькино плечо.

– Здравствуй, Пашенька! С приездом! Мои тебя не сильно помяли?

– Не успели… – хмурый Пашка поправил перекошенную куртку и заправил вылезшую из-под брюк рубашку.

– Женька! – обратился он к приятелю из полёта, который помнил его ещё пятнадцатилетним пареньком, когда он только пришёл к Захарычу. Из «стариков» в этом номере тот остался один. – И ты туда же!..

– Паша! Мне куда деваться – наших бьют! – Женька чуть виновато улыбнулся. Подошёл, обнялись.

– Ну, привет! Сколько лет, сколько вёсен!..

– Да уж!.. Не виделись давненько…

– Неплохо размялись… Своему объясни, что к чему, чтобы в следующий раз по тросам не ходил и рот не раскрывал, когда не надо. Мы за неё, – Женька уважительно кивнул в сторону Валентины. – Порвём любого!..

– Ладно! Поговорили, познакомились. – Пашка выдохнул. – Проехали… Кто не знает: я – Павел Жарких. Можно просто – Жара. Это – Веня! Мой… брат. Прошу любить и жаловать! – Пашка всё ещё тяжёлым взглядом обвёл молодых, пока ещё не знакомых ему, воздушных гимнастов. Те с уважением и нескрываемым интересом смотрели на известного жонглёра и его «родственника».

– Пашенька! А я до сей поры просто – Валентина…

У Пашки внутри кто-то сжал лёгкие. Они сделали напоследок глоток и захлебнулись. Он ослеп от зелёной молнии глаз, посланной ему прямо в сердце. Оно судорожно шевельнулось и тоже замерло. Полуживой, он сделал несколько шагов в сторону конюшни. За ним по деревянному полу гулко застучали копыта Салюта…

Глава двадцать пятая

День не задался с самого утра. Сначала Пашка поцапался с Венькой. Тот, как ему показалось, начал учить его жить. Пашка сказал что-то резкое, Венька в ответ. В результате послали друг друга, с чем и разошлись по тем самым адресам… Лошади на представлении тоже налажа́ли по полной. Света замучилась выравнивать Салюта с Серпантином. То и дело в ход шёл шамбарьер. Его хлёсткие щелчки, словно пистолетные выстрелы, звучали на протяжении всего номера. Эти двое, в свою очередь, перебаламутили остальных лошадей. Все животные словно сговорились – чего-то психовали! То и