Там, на Ферме они с Н-211 всегда говорили друг другу, что если им доведётся отправиться на поиски приключений, они будут спасать каждую лису без разбора, чего бы это ни стоило. О-370 не может разрывать сетки, но, может быть, он станет лисом, который спасает других?

– Я иду за ним, – сказал О-370.

Ласка навострила уши.

– Не нашего хвоста мех, – отрезала Дасти. – Ласка!

О-370 не стал дожидаться, когда они опять его бросят. Он выскользнул из переулка и пошагал по тротуару, изо всех сил стараясь держаться тени. Он даже не догадывался, какие ужасы поджидали его впереди. Но ведь Мия и Юли тоже не догадывались.

Он дошёл до угла, и в ногу ему ткнулась чья-то морда, напугав так, что он даже взвизгнул.

– Ты забыл, – сказала Ласка и положила перед ним кусок хряща. – Тебе, наверное, понадобится.

– Ой, – сказал О-370, – спасибо.

Он схватил в рот весь кусок. Хрящ оказался холодный и солёный и едва мог унять бурю в животе у лисёныша. Он жевал и смотрел на Дасти, которая стояла вдалеке на тротуаре. Ему показалось, что на лице у лисицы проступило страдание, но едва она заметила его взгляд, это выражение сменилось презрительной усмешкой.

– Почему ты хочешь спасти лиса, которого почти даже не знаешь? – спросила Ласка. – Он же называл тебя шавкой.

О-370 посмотрел в её разноцветные глаза и понял, что не может открыть ей правду. Что он делает это лишь затем, чтобы Дасти его не прогоняла. Что если она прогонит, Город его убьёт.

Он пожал плечами.

– Что было бы, если б Мия и Юли бросили друг друга в лесу? Лисы должны прикрывать друг другу хвосты.

Некоторое время Ласка внимательно смотрела на него, и по ней нельзя было сказать, понимает ли она, о чём он говорит. Она взглянула на Дасти, потом повернулась, прошла мимо О-370 и свернула за угол.

Лапы О-370 сами запрыгали вдогонку.

– Ты идёшь со мной?

– Кто-то должен показать тебе, как попасть внутрь, – ответила Ласка. – Или ты вдруг вспомнил, как прорываться через заборы?

О-370 облизал зубы, которые всё ещё ныли от попытки перегрызть проволоку у ресторана.

Ласка ухмыльнулась:

– Идём!

Ласка вела О-370 на окраину Города. Улицы погрузились в успокоительную тишину. Звёзды снова смотрели ясно. Лисы теперь шли не таясь, пересекая пустые участки, где бетон трескался под неопрятными сорняками.

– Мама у тебя злая, да? – сказал О-370.

– Дасти не моя мама, – ответила Ласка.

– Ой. А где твоя?

– Она… умерла.

Он прижал уши:

– Как так?

– Ну, так, – она отвернулась, пряча от него глаза, – обычно.

О-370 подумал, что, наверное, сказал что-то не то.

– У меня мама тоже умерла. Я был совсем маленький, когда…

– Почти на месте, – сказала Ласка. – Теперь надо тихо.

– А, хорошо, – сказал О-370, и у него в горле снова застрял ком. Тепло, которое он почувствовал, когда Ласка ему улыбнулась, растаяло без следа.

Они уходили всё дальше по тёмным пустым улицам. Воздух стал сухим, ветер закручивал мусор и пыль в крошечные торнадо, от которых О-370 жгло глаза.

Ласка остановилась и посмотрела вверх:

– Вот оно.

Дом из песчаника оказался в форме правильного куба. Стены были покрыты яркими цветными символами, бесчисленными и непонятными. На самом верху, возле крыши, гудели большие красные буквы – будто обогреватели на Ферме. Первые несколько букв – ВЕТЕРИ – светились ярко, а те, что были за ними, перегорели.

– Как туда попасть? – спросил О-370.

Ласка закрыла глаза, склонила морду набок и тщательно принюхалась.

– Сюда.

Она потрусила за угол к обнесённому забором двору, откуда доносился тяжёлый запах экскрементов животных. Она подошла к калитке и посмотрела на плоскую щеколду, которая висела в двух хвостах над её ушами. Она подпрыгнула, зацепила щеколду лапами, распахнула со щелчком калитку и опустилась на землю.

У О-370 поднялась бровь:

– Ты где этому научилась?

– Тс-с!

Маленький двор лежал в тени дома, но О-370 всё же смог разобрать неясные очертания урчащего кондиционера возле светло-коричневой двери. Ласка показала носом на чёрный прямоугольник, встроенный по центру в самом низу – как раз по высоте лисьих ушей.

– Собачья дверь, – прошептала она.

О-370 ничего не понял, но потрусил вперёд, разбрызгивая лапами неожиданную лужу, такую же тёмную, как земля вокруг. В одной из трубок, которые подходили к кондиционеру, оказалась крошечная дырка, и оттуда с шипением капала на землю вода.

Он уставился на собачью дверь: всего-навсего пластиковая доска, которая немного вздулась из-за воздуха в доме. Он толкнул доску носом – только на один усик, чтобы заглянуть внутрь. В Ветери было темно. Влажно и холодно. Стены дышали вентиляционными клапанами – сссвсссс сссвссс сссссс – и гнали порывы спёртого воздуха в длинный чёрный коридор. Оттуда мерзко воняло мочой и хворью.

О-370 выдернул голову из-под доски. Ласка не двинулась от забора ни на шаг. Она не сводила глаз с лужи, которую он расплескал мимоходом.

– Ты идёшь? – спросил он.

Она проглотила застрявший в горле комок и отвернулась от лужи.

– Не могу. Проклятия.

Её голос звучал точно так же, как у Н-211, когда он врал про свою занозу.

– Нельзя же оставлять Джулепа там! – воскликнул О-370.

– Ты такой смелый, Олео, – проговорила Ласка. – Готов пойти туда в одиночку!

Он повесил уши. Он ведь говорил совсем не об этом.

– Будь осторожней, – сказала Ласка.

У него сдавило дыхание. А каким же ещё ему остаётся быть?

Он закрыл глаза, представил себе улыбку на лице Н-211 и шагнул в гробницу.

ЩЁЛК!

О-370 подскочил. Это за ним захлопнулась собачья дверь. Тёмный коридор тянулся вперёд. Осколок лунного света, что проникал сквозь полупрозрачную занавеску, тускло брезжил во тьме. Дом шипел – сссс ссвсс сссссс.

– Джулеп! – прошептал О-370.

Никто не ответил.

Он прошёл дальше по коридору – пол оказался скользким из-за тонкого слоя мыльной воды. Когти цокали, звук эхом разлетался от стен, и, казалось, кто-то невидимый идёт сзади. Каждые пару шагов он озирался через плечо, чтобы убедиться: эхо не сгустилось ни в какое живое существо. Он попробовал ступать тише.

Сердце отчаянно колотилось в груди, говорило: «Повернись! Уходи!» Лёгкие тянули воздух маленькими глотками, чтобы тлетворный запах мочи и хвори не закрадывался внутрь. Усы подсказывали, что за ним наблюдают. Он только не понимал, откуда. Здесь было негде прятаться. И он сомневался, что сможет кого-то опередить в этом длинном и скользком коридоре.