Отовсюду светились широкие зрачки – существа наблюдали, как человек переводит взгляд с таблички на О-370 и снова на табличку. О-370 пытался унять содрогающееся дыхание. Он мог только лежать и надеяться, что человек обнаружит ошибку. Это не его клетка. Это не его глаз ведёт себя плохо. Он вообще не отсюда.

Скрипнула проволочная дверца, пальцы скользнули ему под передние лапы и достали из клетки.

Существа заурчали, когда его проносили мимо.

– Прощай, щеночек!

– Прощай, покров!

– Котёночек.

– Вполне себе кот.

О-370 КАК МОГ выворачивался из пут, пока человек нёс его в комнату, где он отыскал Джулепа. Человек положил его на холодный железный стол и щелчком включил свет, такой яркий, что выглядывать в щёлочки между полосами стало почти непереносимо.

Человек превратился в размытый силуэт, движения сделались странные, как у скелета. Он выдернул из коробки пустые резиновые руки и натянул на свои – Хлоп! Хлоп!

«Резиновые Руки» – с содроганием подумал О-370.

Резиновые Руки взяли шприц, наполнили прозрачной жидкостью, пощёлкали по корпусу и выдавили из кончика несколько капель. Потом схватили ещё какую-то острую штуку. С одного края у неё было крошечное лезвие.

О-370 тужился в путах что было сил, надеясь откусить человеку пальцы, пока тот своими серебристыми инструментами не украл у него жизнь. Пока не искромсал его на куски и не затолкал его по частям в банки наверху.

Резиновые Руки взяли дрожащую жёлтую трубку и перевязали О-370 заднюю лапу, да так туго, что лапа онемела. Потом раздвинули белые полосы на сгибе его задней лапы, и из перемотанной морды вырвался стон. И пока шприц – холодный, металлический – прокладывал себе путь у него под шкурой, глаза залило слезами.

БАМ!

Наверху в доме что-то разбилось, и стеклянные глаза Резиновых Рук в смятении выглянули в коридор. Над потолком раздавались глухие удары, а эхо разносило по лестнице грохот и хрипы. Выдернув шприц из лапы О-370, Резиновые Руки метнулись из комнаты.

О-370 попробовал встать, но задней лапы как будто не стало. Неужто Резиновые Руки её отрезали? Неужто человек понёс её в банки?

Нет. Джулеп тоже думал, что у него нет лап. Это всё жидкость, которую вкололи ему Резиновые Руки, это из-за неё кажется, что нет лап. И всё равно задняя лапа О-370 сейчас бесполезная, как овсянка. И он даже пасть не может открыть, чтобы перегрызть путы.

Он сосредоточился что было сил и приказал задним лапам толкать – и – раз!.. И – РАЗ! И вскоре он заскользил по железному столу, мало-помалу приближаясь к краю. Почувствовав плечом угол, он соскользнул вниз, и его перемотанное тело шлёпнулось на пол. Больно. Но от удара путы на шее ослабли.

Раскачиваясь, О-370 перекатился на живот и тряс головой, пока белые полосы на морде не размотались сами по себе. Он растянул пошире затёкший рот, а потом разодрал путы на передних лапах и на груди. Он только не смог размотать всё до конца из-за резиновой трубки – она была завязана крепко и не давала освободить от пут задние лапы и хвост. И чем больше он дёргал за трубку, тем сильнее сдавливало лапу. Надо выбираться отсюда, пока не вернулись Резиновые Руки.

На передних лапах О-370 медленно дотащил свою заднюю половину до двери. В коридоре он впился глазами в лестницу и устремился к ней, дёргаясь и извиваясь.

Наверху раздавались крики человека:

– Нет, нет, нет! Да куда ж он делся?

О-370 дополз до клеток, и воздух раскалился сердитым шипением.

– Вернись!

– Ты всё испортишь!

Существа вели себя, как лисы на Ферме, когда приказывали О-370 вернуться в клетку. Волоча за собой задние лапы, он всё быстрее полз к лестнице.

– Фараон!

– Фараон, сюда!

– Побег!

В конце коридора послышалось скрипучее дыхание.

Шлёп-шлёп бах-бах шлёп-шлёп бах-бах!

Мокрыми от страха глазами О-370 посмотрел назад. Тряпичный бежал к нему на кулаках.

Перебирая быстрее некуда передними лапами, О-370 добрался до лестницы. Он едва успел затащить лапы на две нижние ступеньки, как Тряпичный схватил за полосы, которые тянулись за хвостом лисёныша, и дёрнул. О-370 бахнулся грудью на ступеньки и щёлкнул зубами. Он бился и извивался, пытаясь стряхнуть белые полосы с онемевшей лапы, но Тряпичный подтягивал его всё ближе к себе.

БА-БАХ… грмф!

О-370 услышал позади глухой стук. Дымное бормотание. Полосы вдруг ослабли. Не оглядываясь, он в исступлении бросился вверх по лестнице – карабкался, соскальзывал, жалобно скулил и обдирал об углы колени.

Он добрался до верха и только тогда осмелился обернуться. Тряпичный лежал на полу. Из-под него растекались тонкие струйки. Лужица мочи, которую оставил О-370. Тряпичный поскользнулся. Он пытался подняться на ноги и снова падал, рычал, пыхтел и вопил так, что кровь стыла.

Из коридора наверху гулким эхом отозвались приближающиеся шаги. О-370 живо затащил задние лапы за дверь, которая вела на лестницу, и в тот же миг из-за угла показались Резиновые Руки и заторопились по ступенькам вниз.

О-370, не смея пошевелиться, выглянул в щель под дверью и стал наблюдать. Резиновые Руки наклонились над Тряпичным, схватили его замотанные запястья и с силой прижали к полу. Когда вопли наконец стихли, пальцы Резиновых Рук начертили в воздухе какие-то странные фигуры. Изуродованные чёрные руки Тряпичного ответили похожими знаками.

Резиновые Руки осторожно подняли запястье Тряпичного и стали медленно разворачивать засохшие коркой полосы. О-370 подумал, что было бы хорошо удрать, пока эти двое его не хватились, но человек так бережно обходился с обожжённым чудовищем, что лисёныш не мог оторвать глаз.

Размотав полосы, Резиновые Руки достали из кармана оранжевый тюбик и выдавили на ладонь что-то вязкое с резким запахом. Тряпичный сидел с несчастным видом и дышал еле-еле, пока Резиновые Руки натирали его изуродованную плоть, розовую и беззащитную. О-370 почти даже слышал, как сухая кожа впитывает вязкое вещество без остатка.

Резиновые Руки заметили что-то в углу и вздохнули:

– Ну, что ещё?

О-370 навострил уши. Резиновые Руки говорили голосом женщины.

Она подошла к клеткам с существами и вернулась, держа в руках рулон бинта. Она хмуро взглянула на Тряпичного:

– Ты опять бинтуешь моих пациентов?

Тряпичный закрыл глаза и засопел.

Резиновые Руки наклонились к нему и стали разматывать полосы на другом запястье.

– Я уже говорила: тебе можно бинтовать только мёртвых. – Она проговаривала все слова медленно, а пальцы снова чертили в воздухе. – Живых я бинтую сама. Понятно?