Шло время, Андрюша полюбил Японию и… Ниночку.Молоденькая медсестра, преданно ухаживающая за инвалидом все эти годы, ничегоне требовала, но мужчина решил оформить отношения официально. Он написалСветлане письмо с просьбой выслать копию свидетельства о разводе. У него впаспорте до сих пор стоял штамп о бракосочетании с Павловской, и загс отказывалв регистрации с другой женщиной. Бывшая супруга не отреагировала. Тогда Андрейотправил весточку Анастасии Николаевне и попросил ту узнать у Пав ловской,получала ли женщина его письмо. Ножкина сходила в 217-ю квартиру, но там ейбыстро объяснили, что думают о соседях, сующих нос не в свои дела. Тогда вМоскву отправилась Ниночка.

Дверь ей открыла сама Светлана. Медсестра,тихая, робкая женщина, редко выезжающая из Зеленодольска и скромно живущая намедные копейки, поразилась виду бывшей Андрюшиной жены. Полное тело Светыобтягивал дорогой халат, который Ниночка по простоте душевной приняла завечернее платье, в ушах и на пальцах горели разноцветные каменья. Квартира,через которую посетительницу быстро провели на кухню, тоже сверкалавеликолепием. Окончательно остолбенела медсестра на кухне. Шел голодный 90-йгод, а у Павловской к завтраку предлагали бутерброды с черной икрой иосетриной, душистый кофе. Шоколадные конфеты горой громоздились в вазочке, икурила Света “Мальборо”. Оробев окончательно, Ниночка принялась лепетать одокументах. Павловская прижала толстые пальцы к вискам и простонала:

– Ах, Андрюша! Вечная боль моего сердца!Сколько ночей провела я без сна, думая, как он там бедный мучается!

Другая бы женщина на месте Нины сразуобъяснила Павловской, что терзаться не следовало. Можно приехать вЗеленодольск, встретиться с мужем, поухаживать за ним… Но робкая Нина толькохлопала глазами, внимая профессорской дочке.

– Сколько я мечтала увидеть мужа, –продолжала разливаться соловьем Света, – как хотела просто подержать за руку,но не с кем оставить сына, ну не тащить же ребенка в Зеленодольск! Он такойранимый, хрупкий… А я просто извелась, думая об Андрюшиной судьбе.

Проговорив в таком тоне минут пятнадцать,

Света, всплеснув руками, сообщила, что опаздываетна работу, и пообещала выслать документы по почте.

Нинуля несолоно хлебавши вернулась в интернат.Андрюша долго хохотал, когда простодушная Ниночка живописала картину встречи.Нечего и говорить о том, что никакое свидетельство в интернат не пришло.

В 91-м году в жизни инвалида произошлинеожиданные изменения. Весь цивилизованный мир кинулся помогать голодающейРоссии. И из Токио пришло письмо от профессора Озе. Таяма-сан вежливоблагодарил господина Федорова за перевод своей книги на русский язык и спрашивал,не нужна ли российскому ученому помощь. Андрюша ответил, завязалась оживленнаяпереписка, и в мае японец приехал проведать коллегу.

Сказать, что его поразил интернат, значит несказать ничего. Таяма-сан был сражен наповал. Через месяц из Токио прибылонесколько человек, которые полностью переоборудовали палату Федорова, на счетзеленодольского приюта стали поступать валютные средства. Это слалигуманитарную помощь коллеги из Токийского университета, которым пораженныйпрофессор Озе в красках живописал увиденное. Андрюшу завалили заказами напереводы, щедро оплачивая их в твердой валюте. Несколько раз Таяма-сан привозилкрупных невропатологов, инвалиду сделали шесть операций, и теперь он могспокойно сидеть. Для калеки, почти пятнадцать лет пролежавшего только на спине,жизнь заиграла радужными красками. Более того, господин Озе пригласил их сНиночкой к Японию. Инвалидное кресло, присланное из Токио, миленькое,управляемое пультом, оказалось почти волшебным. Одна кнопка – и “карета”подъезжает к кровати, другая – и вы можете без посторонней помощи переместитьсяна него, третья – совсем невероятно – кресло шагает по лестнице. Наконец-тоАндрей обрел свободу передвижения. В Зеленодольске вскоре многие узналинеобычного веселого паралитика, ловко рулившего по улицам и скупающего новинкив книжных магазинах. Практически все летние месяцы Андрей и Нина сталипроводить на озере Кюсю, на даче Таяма-сан. Хитрые японцы оформляли Нине вызовкак “сопровождающему инвалида лицу”. А в прошлом году они побывали в Париже.

– И вы больше никогда не обращались кПавловской?

– Зачем? – удивился Андрей. – В помощи ненуждаюсь, да и не стал бы никогда ее просить о ней.

– Так и не женились на Нине?

– Штамп в паспорте ничего не изменит внаших взаимоотношениях, – вздохнул Федоров, – окружающие и так считают Нинулюмоей супругой. Все наши денежные средства вложены на ее имя, так что после моейсмерти проблем с наследством не возникнет. Токийский банк просто выдаст вкладгоспоже Севастьяновой, на этот счет я абсолютно спокоен.

– Но ведь Света продала квартиру, –продолжала настаивать я, – выписала вас, неужели не жаль денег?

Федоров улыбнулся.

– Моих собственных денег хватит на двежизни. Надеюсь, понимаете, что детей у нас с Ниной не может быть? И для когокопить капитал? А у Светы вроде родился ребенок, кажется, мальчик. Только незнаю, от меня ли. Так что пусть пользуется деньгами, ей они нужней. А сейчас,извините, должен работать.

Я поехала назад в Москву. Уже на въезде встолицу заголосил пейджер. “Срочно позвоните. Виолетта Сергеевна”.

Трубку снял Валерий.

– Дашенька, Виолетта Сергеевна оченьпросит срочно приехать.

Я призадумалась. Понадеялась, что Павловскиена похоронах, и не взяла с собой наряд “казанской сироты”. Хотя на мне самыеобычные синие “ливайсы”, простенькая маечка, только кожаные мокасины от“Гуччи”. Авось не поймут, сколько стоят такие непрезентабельные на вид тапки.

В большой комнате у Павловских сверкалогромный накрытый стол. Основная масса гостей уже наелась, и среди мисок ссалатом и блюд с мясным и рыбным ассорти валялись пробки от бутылок, смятыесалфетки, надкушенные куски хлеба.

Виолетта Сергеевна в темно-фиолетовом платьецарственно протянула пухлую руку.

– Милая, почему не пришли на похороны?

– Как-то неудобно, – завела я.

– Ах, оставьте китайские церемонии, –вздохнула профессорша, – вы теперь член нашей семьи и должны быть со всеми.Садитесь, перекусите.

Я постаралась устроиться на самом краю иоглядела присутствующих. Так, много знакомых:

Жанна, Света, Валерий, Зоя, Дима… Еще лохматыйпарень, собиравший деньги на похороны, несколько неизвестных мужчин и женщин,Альберта Владимировича нет.

– Хотите салат? – пробормотал кто-тоневнятно. Я обернулась. Женщина с изуродованным лицом протягивала миску.

– Спасибо.

– Берите, – прошепелявила Клара, – попробуйтерыбу, очень вкусная.