двое женщин из разных сёл, разных возрастов, никак друг с другом не связаны. Только время сходное: за день или два до полнолуния… Гнилое дело. Ни следов, ни очевидцев. А местные такое болтают! Кому-то призраки мерещатся, из тех, что лицами людскими питаются, всю кожу и плоть до черепа выгрызают. Жуть! Другие в исчезновениях винят нечисть лесную. Мряква, мол, девицей-красавицей оборачивается, мужиков в топь заманивает и, как мертвяк хорошенько в жиже болотной замаринуется, пожирает его со всеми потрохами вместе, из костей же суп варит. Фу, гадость! Наслушаешься – кусок в горло не лезет. И ночами глаз не сомкнуть. Но стоит начать конкретные вопросы задавать – всё, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Если и в Новоракитном та же история будет, придётся в нэтэр с пустыми руками возвращаться. Атар точно не обрадуется».

На мгновение Риносу почудилось, что под кустистыми седыми бровями старца мелькнули насмешливые искорки. Впрочем, внимательно приглядевшись к расслабленному, безмятежному лицу спутника, он счёл это впечатление ложным.

Пробудился пожилой вейди только по прибытии в Новоракитное. Встали, как всегда, у околицы и сразу отправили возницу на поиски постоялого двора. А пока тот выполнял поручение, оба путешественника вылезли из экипажа, чтобы размять затёкшие мышцы.

– Обопритесь на меня, учитель, – предупредительно подхватил старца под локоть Ринос.

– Не бойся, не рассыплюсь, – пророкотал пожилой вейди и шёпотом добавил: «О деле ни слова – за нами наблюдают».

Юноша обеспокоенно оглянулся по сторонам.

– Да не верти ты головой, балда, – одёрнул его старец, – у кошки зрение острое. И прекрати называть меня учителем. Ты прошёл испытание, а, значит, мы теперь на равных.

– Не вполне. Пусть я стал друином, но вы-то караг. Поэтому я всё равно считаю вас своим наставником, господин Тиранай, – возразил Ринос.

– Упрям, как вол, – посетовал пожилой вейди, возведя очи горе.

Дальнейшая беседа свелась к обсуждению окрестного пейзажа: чёрного прямоугольника зяби, мглистого оврага с нависшим над ним живописным мостиком, дремучего леса с проплешиной торфяника, излучистой речушки с тихими заводями.

Предосторожность Тираная оказалась излишней. Соглядатай не умел читать по губам, так что содержание разговора осталось для него загадкой, зато внешность чужаков он успел изучить детально. Оба путешественника, и старый, и молодой, носили одинаковые узорные очелья, плащи и штаны из толстой некрашеной шерсти, сыромятные сапоги – обычная одежда селянина в середине осени. И лишь наличие экипажа и парные кожаные браслеты на запястьях с особой мереёй, напоминающей узор из дубовых листьев, указывали на род занятий приезжих.

Через четверть часа вернулся возница. По его словам, в Новоракитном заезжего дома не имелось, но староста, узнав что за гости прибыли в село, пригласил остановиться у него.

– Что ж, тем лучше, – обрадовался Тиранай, – сподручнее будет делом заниматься.

На дворе у старосты приезжих встречала целая толпа взрослых и детей – все родственники и свойственники главы села. Мужики смущённо мяли в руках шапки, бабы и девицы с интересом глазели на гостей, не забывая при этом исподволь рассматривать наряды друг друга, ребятишки носились кругами в ожидании подачек от «дяденек вейдиев». Когда лакомства были розданы и любопытство удовлетворено, вперёд выступил невысокий сухопарый старик в лаптях и тулупе, накинутом поверх полотняного балахона.

– А вот и староста, – прошептал Ринос на ухо карагу, – бьюсь об заклад, Хайдир или Йертер.

– Оллат – моё имя, – громогласно объявил старик, недовольно покосившись на непочтительного юношу.

– Приветствую вас, уважаемый Оллат, – откликнулся пожилой вейди, – мир вам и вашему селению. Я – Тиранай, это – Ринос. Мы оба прибыли из нэтэра Мирагвел. А это – Юк, наш возница.

– Мир и вам, досточтимые, – смягчился староста. – Прошу прощения за то, что не могу предложить жилище, более подходящее таким высоким гостям, ибо село у нас маленькое, небогатое…

– Мы понимаем и благодарим за оказанную честь, – поклонился Тиранай.

Вслед за ним согнули спины Ринос и Юк. Староста ответил тем же.

После того как необходимые правила вежливости были соблюдены, возница в сопровождении сына Оллата отправился заниматься лошадьми, а волшебников провели в отведённую им комнату.

В Просторах ничто никогда не делается быстро. За исключением, пожалуй, тушения пожара. Привыкшие к размеренной однообразной жизни селяне, преимущественно землепашцы, не терпят спешки. Зная об этой особенности, вейди не торопились заводить разговор о цели своего визита. Только по окончании ужина, когда гостей оставили наедине со старостой, Тиранай счёл уместным приступить к обсуждению главной темы.

– Уважаемый Оллат, мы слышали, что в вашем селе недавно пропала молодая женщина, – без обиняков начал караг. – Расскажите, что знаете, об этом случае.

– Было такое, да, – неспешно проговорил староста. – Месяца два назад рано поутру пришёл ко мне Брингбор, из нашей общины человек, и поведал, что накануне вечером жена его Эсмиэль отправилась на реку за водой да не вернулась. Он, дескать, ночь целую не спал, её разыскивал, но всё без толку.

– А почему он сразу за помощью не обратился, – удивился Ринос, – к соседям, либо родичам?

– А потому, досточтимый, что они с Эсми, хоть и общинники, да держатся на отлёте, – ответил староста, слегка раздосадованный тем, что его перебили. – Дом их за околицей стоит, на опушке. Белки да зайцы – вот и все соседи. Из родичей – только бездетная тётка Эсми по матери. Да и с ней они редко видятся.

Пока Оллат говорил в свойственной многим селянам тягучей, медлительной манере, Ринос беспрерывно ёрзал на табурете в ожидании возможности задать новый вопрос. Угадав намерение бывшего ученика, Тиранай, как только староста замолчал, нарочито громко откашлялся.

– Благодарю вас, уважаемый Оллат, за разъяснение, – вернул себе главенство в разговоре пожилой вейди. – Продолжайте, пожалуйста.

– Ну что, собрал я мужиков. День искали, два… После и бабы подсобить вызвались, да исход тот же: не нашли мы Эсми. Ни живую, ни мёртвую.

– Вот как… Староста Оллат, не доставит ли вам неудобство просьба подробнее рассказать о пропавшей: какого она нрава, из какой семьи происходит, не имела ли с кем ссоры?

Теперь уже заёрзал староста.

– Нет у нас никаких ссор. Село добропорядочное. Я сам слежу, чтобы общинники в ладу жили и друг другу обид не чинили. А Эсми, она сирота. Лет восемь ей было, когда родители в лес по грибы пошли, да заплутали и в болоте утопли. В болоте, да, в трясину попали и утопли. Такая вот беда. Эсми, как узнала, стала нелюдимой, слова от неё не добьёшься. Спросишь, бывало, чего, а она – молчок и уставится так, аж нутро холодеет.

– Ясно, – кивнул Тиранай. – Я так понимаю, что после смерти родителей девочка жила