Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попей воды, а то ты что-то какой-то зеленый, — Сорока поднялась с дивана и почерпнула из бочки стаканом воду.
Щегол вцепился в стакан и одним залпом вылил содержимое в себя. Он оперся рукой на дверной косяк и пытался сохранить равновесие и удержаться на ногах. Это удавалось с трудом из-за непрекращающейся дрожи в конечностях. Со второго этажа послышались шаги, и Щегол взмолился, чтобы это был Сокол.
— Что ты разорался? Я работаю вообще-то, — Чиж зашипел на Щегла.
— За нами следили! Сизый остался в городе, чтобы сбить его с пути, а еще, — Щегол сделал глубокий вдох, чтобы воздуха хватило еще хотя бы на предложение. — Закрасили глаз. Наш, Птичий. Надо помочь Сизому, а если…
— Не надо, — Чиж не дал ему закончить и посмотрел на Сороку. — Он знает, что делать в таких ситуациях. И правильно сделал, что отправил тебя обратно. Ты бы все испортил.
— Я… — решив не тратить время на спор, Щегол сменил тему. — А где Сокол? Или Ласточка?
— Родители куда-то свалили, — Сорока села на спинку дивана, прокручивая в руке нож-бабочку.
— Кто?
— Сокол — батька, Глухарь — мамка, — Сорока засмеялась на своих же словах. — А Ласточка будет злой бессердечной мачехой.
— Не обращай внимания, — Чиж махнул на нее рукой. — Отдышись пока, спасатель. И куртку Сизого постирай, а то будто в грязи повалялся, — он окинул Щегла скучающим взглядом и пошел обратно на второй этаж.
Щегол скинул куртку на пол и медленными шагами подошел к креслу, чтобы обессиленно рухнуть в него. Он вытянул ноги вперед и прикрыл глаза. В висках все еще пульсировала кровь, а в голове стоял назойливый гул. Оказавшись в Гнезде, Щегол почувствовал себя спокойнее, так, словно здесь он был защищен от всего, что происходит в городе. Впервые за все время он почувствовал себя дома. Щегол приоткрыл глаза и посмотрел на Сороку, что все еще одной рукой крутила нож, а второй поджигала сигарету у себя в зубах.
— И ты тоже куришь…
— Зато не строю из себя невинного мальчика, — она перевела свой взгляд с зажигалки на нож.
— Сколько тебе лет вообще? Ты же младше меня?
— Может, двадцать, а может и пятнадцать, — она скривила уголки губ. — Бери этот диапазон.
Щегол закатил глаза и снова прикрыл их, запрокидывая голову на спинку кресла. Голова начала понемногу проясняться, но от сигаретного дыма затылок неприятно тянуло.
— Тебя это веселит? Прикалываться надо мной?
— Лучше найди то, что меня не веселит, — Сорока поджала колени к груди и наклонила голову набок.
— Что тебя не веселит? — Щегол повторил за ней движение головой и прищурился. — Мое появление, например.
— Мимо, — она скривила губы в печальной гримасе и провела пальцем под глазом, имитируя слезу. — Пока что ты кажешься мне интересным.
Щегол наклонился вперед и улыбнулся.
— Мне не послышалось? Ты назвала меня интересным? — он рассмеялся.
— Не обольщайся. — Сорока снова посмотрела на свой нож. — Этот нож тоже казался мне интересным две минуты назад, а теперь мне с ним скучно, — она отложила его на столик у окна и ушла в свою комнату.
* * *
Через час в Гнездо вернулся Сизый. Щегол к тому времени уже задремал в кресле, рассматривая сны о том, как человек в медицинской маске догоняет его и душит своими грубыми пальцами. В этом сне Щегол не пытался вырваться от него или сбежать. Всего, чего он хотел — рассмотреть лицо, чтобы гордо сообщить Птицам, что знает, кто это. Но, к сожалению, попытка не увенчалась успехом, и в итоге, когда Щегол умер во сне, то проснулся в кресле. Как раз в это время Сизый садился на диван рядом с ним. Щегол вздрогнул от неожиданности.
— Все в порядке? Как тебе удалось оторваться? Почему ты отправил меня в Гнездо? Может, я бы смог помочь, — поток вопросов снова полился из Щегла, словно вода из ковша.
— Ты сегодня особенно разговорчив, — Сизый посмеялся и устало потер глаза. — Прошло все хорошо. Проехал пару кругов на автобусе, потом на трамвае, и в толпе людей удалось затеряться. А отослал я тебя потому, что я не смог бы следить за нами обоими. За себя я могу ответить, а с тобой было бы сложнее, — Сизый вскинул ладони перед собой. — Без обид, но так от тебя было больше пользы.
— В смысле?
— Я где-то засветился, и поэтому следили за мной, а на тебя им было плевать, — он взъерошил свои волосы пальцами. — Спасибо, что доверился мне.
— Я мог бы помочь и делом, — Щегол скрестил руки на груди. — Можно было зайти к той бабушке, а потом сбежать с другой стороны огорода или в милиции выйти через запасной выход. Видишь? Я тоже могу придумать план отступления.
— Плохой у тебя план отступления, — Сизый засмеялся. — К бабе Зине нельзя, ведь тогда мы бы поставили ее под удар. Она уже стара как мир. Незачем рисковать ей, тем более она часто нам помогала. В милицию тоже нельзя. Никто не должен знать, что мы с ними сотрудничаем. Это создаст нам дополнительные проблемы. Основная моя задача была в том, чтобы оторваться от человека, водя его по ложным местам, и не показывать реальные места нашего обитания.
Щегол ничего не ответил, а лишь поежился, усаживаясь глубже в кресло. Сизый прав, он бы только все испортил, и поэтому с ним поступили, как с ребенком, отправили домой, когда появились проблемы.
— Ты еще успеешь проявить себя. А сейчас радуйся, что у тебя есть возможность наблюдать и запоминать. Лучше научиться на чужих ошибках, чем набивать свои, подвергая жизни опасности.
Глава 8. Дети Филина
«…Убаюкана музыкой страшной,
что ты хочешь увидеть во сне?
Ты уснула, а в комнате нашей
пустота отразилась в окне. Смерть на цыпочках ходит за мною,
окровавленный бант теребя.
И рыдает за страшной стеною
тот, кому я оставлю тебя…»
За стеной. Борис Рыжий.
Вот бы это время длилось вечность. Вот бы эта минута растянулась на годы. Тишина заволокла собой коридоры и так и манила прислушаться к себе. Вслушаться бы в эту тишину и позволить ей слиться с тобой в одно единое целое. Тишина успокаивала и убаюкивала буйную натуру. Она притупляла гнев и возвеличивала мирную благодать. Казалось, в этой тишине без шуток может появиться совершенно новая, иная мысль, ранее не знакомая Скворцу. Но, увы, он был слишком погружен в наслаждение этими молчаливыми звуками и желание слиться в