точно мечтало присутствовать на новой встрече, выстроив не менее эффектные декорации. Полоски света легли на поверхность Волги и заиграли зайчиками по воде. Розовый песок искрил крупными стразами. Прибрежная осока вышла из тени и стала яркой зеленью, будто внутри ее коротнул электрический кабель. Ошарашенные ударом солнечных прожекторов, из зарослей выскочили две изумрудные лягушки и самоотверженно утопились, разбрызгивая бриллианты капель. Медный перманент Батутовны тоже оказался вовлеченным в светопреставление. Шевелюра новоиспеченной Джульетты горела как купола храма в знойный полдень.

– Беги, – подтолкнул ее Анатоль. – Ну, давай!

Батутовна было встрепенулась, рванула вперед, но тут же поперхнулась одышкой. Агроном снял сандалии, закатал штаны по колено и тоже ускорил шаг по воде. Они сближались, и, казалось, ничто не могло помешать этому движению навстречу.

Солнце вышло на крещендо. Ветер шевелил осоку, волосы главных героев и немногочисленных зрителей. Все было в лучших традициях мелодрамы. Но когда между бывшими влюбленными осталось пару метров, Батутовна остановилась и замахала руками в знак протеста. Дальнозоркая, она весьма четко увидела перед собой дряхлого деда с единственным зубом во рту и даже на расстоянии почувствовала запах этого рта и этого зуба.

Очарование схлынуло, бабка в струящемся платье резко повернула назад и, добежав трусцой до Красавцева, вцепилась в его плечо.

– Толя, я не хочу. Давай его назад. Свят, свят, свят. На хрен, на хрен…

– Мама, что за моветон! – ужаснулся Анатоль. – Куда мы его денем, если сами же пригласили. Давайте же, играйте свою роль до конца!

– Хуан, сделай что-нибудь, – взмолилась Батутовна.

– Могу заманить его в глушь и пристрелить из двустволки, – предложил испанец.

Пока они переговаривались, агроном добрел-таки до взволнованной троицы и протянул руку.

– Данила Константинович. Соловьев.

– Добро пожаловать! Всегда рады. – Анатоль пожал его старческую сухую ладонь.

– А это ты, что ль, Палаша? – обратился он к Батутовне.

– Я… Не узнал?

– Да почему ж. Узнал. Ты тут одна женского пола.

– Вот те комплимент, – всплеснула руками Пелагея Потаповна. – Ты, что ли, красавцем стал?

– Ну раз мы оба постарели, значит, и дуться неча. Пойдемте к столу, – по-хозяйски распорядился гость.

Они вошли во двор, пропустив агронома вперед. Он поставил коричневый облезлый чемодан на крыльце, снял панамку и обошел коридор, кухню и комнаты по часовой стрелке.

Рафаиловцы переглянулись. Данила Константинович сделал то же самое еще раз. Батутовна, спрятавшись за Андрюшу, незаметно покрутила пальцем у виска. Соловьев совершил третий круг.

– Данила, ты потерял чего? – спросила хозяйка.

– Я вошел в ваш дом, как в дацан. И свершил гороо – круг почитания и очищения.

– Он о чем? – Батутовна совсем была сбита с толку.

– Я показал, что уважаю вас и ваше жилище. Как настоящий буддист в почтенном храме. Ты видела, какой у нас дацан в Курумкане?

– Боже сохрани! – вскинулась Пелагея. – Я как была атеисткой, так и осталась. И ты тут ерундой не страдай. А хочешь помолиться – в соседнем селе церковь. Если допехаешь, не рассыпешься по пути.

– При входе в дацан – пожертвуй деньги или продукты, – неожиданно заявил Хуан. – Я изучал буддизм в Индии, ездил по храмам, просветлялся. Так что давай, дед, доставай подношения.

– Какие подношения? – оторопел агроном. – Ничего нет. Я с голодной земли приехал к вам – на откорм.

– В кои века Забайкалье было голодным краем? – возмутился Андрюша. – И как же ваша агроферма, где вы – директор?

– Так сгорела она в две тыщи девятнадцатом году, пожар-то слышали какой был? Все хозяйства сгорели. Так что я теперь директор без портфеля…

– Друзья, какая-то нерадостная атмосфера воцарилась, – засуетился Анатоль. – Ну хочет Данила ходить кругами, пусть ходит. Не нужно никаких подношений, мы и сами богаты. Мойте руки и садитесь уже завтракать.

За столом все немного подобрели. Батутовна намедни напекла пирогов, нашпиговала курицу рисом и грибами, наварила борща со свежей крапивой. Генерал достал водочки, компания выпила.

– Как же ты колечко-то сохранил? Да и как нашел его тогда на путях? – Батутовна решила повернуть разговор в романтическое русло.

– Нашел, лежало прямо под рельсом. Я долго искал, отчаялся. Хорошо, что поезда редко в тех краях ходят. Совсем был убит горем, даже не услышал бы, как приближается локомотив.

Пелагея разомлела, разрумянилась.

– Так любил меня?

– Любил.

– А где же вы при жене хранили колечко? – спросил Хуан.

– Да нигде. Жена и носила. Пока не померла. Чо ж, на всех колечек не хватит, – агроном опрокинул рюмашку.

– Вот черт поганый! – взвизгнула Батутовна. – Я прямо поверила, что была для тебя единственной! А ты кольцо жене пристроил? А потом мне с ее мертвой руки прислал?

– А что здесь такого? – искренне удивился Данила Константинович. – Как это характеризует любовь к тебе?

– Обычное жлобство, – усмехнулся Хуан. – Половина русских мужиков такие. Прости меня, Толя. Ты – исключение.

– А кто это вообще такой? – Агроном упер руки в бока: – Ты откуда взялся, кудрявый? Цыган, что ли? Так вы вообще воруете! А я просто храню свое, не разбазариваю.

– Это испанец, ученый, светило! – вступилась за Хуана Батутовна. – Последнюю рубашку отдаст, между прочим.

– Кстати, мне нужна еще одна рубашка, – оживился Данила. – Солнце у вас тут адское, все руки себе сожгу.

– В своей походишь, не бомж, – отрезала Пелагея.

– Тебе же придется чаще стирать. – Агроном запихивал в беззубый рот кусок пирога с хрустящей корочкой.

– Ага, щаз, – Батутовна аж подпрыгнула от возмущения, – обстирывать тебя я не буду. Ты мне никто и звать тебя никак.

Вечером, застелив бывшему возлюбленному постель в маленькой мансарде, она спустилась на крыльцо, где курил зять.

– Анатоль, кажется, мы сделали большую глупость, – сказала теща без тени иронии. – Этого упыря нужно отправлять назад.

Генерал выпустил белую струйку дыма, которая нехотя растаяла в сером воздухе:

– Попробую с ним поговорить по-мужски.

Глава 21

Баттл не по плану

Разговор «по-мужски» не привел ни к чему. Доводы Красавцева о том, что, мол, не сложилась встреча, не оправдались надежды, не случилось всплеска чувств, на Данилу Константиновича не подействовали. Как и обещания купить ему билет обратно в Курумкан за счет принимающей стороны.

Агроном вообще оказался интересным персонажем. Он не обижался, не расстраивался, не рефлексировал, «не парился», как говорил Андрюша. Но и переживания других людей его не волновали абсолютно. Данила жил своей жизнью, и если ему захотелось погостить у подруги молодости, ничто не могло этому помешать.

Забайкальский буддист вел себя свободно и раскованно, будто оплатил курортный отель. Он с удовольствием и много ел, был разговорчив, даже когда все раздраженно молчали, подолгу гулял в лесу, наблюдал за Анатолем, копающим огород, иногда помогал, но чаще давал советы.

Батутовна с ужасом подумала, что, оказывается, Бог не проклял ее, а наградил, дав в мужья бесноватого Оболенского. С агрономом, с его токсичным оптимизмом и игнорированием чужих проблем, безграничным жлобством и гребаным долголетием, она сошла бы в могилу гораздо раньше.

Пелагея искренне жалела безвременно почившую его жену и понимала детей с внуками, которые уехали от деда подальше в Центральную Россию, не