девочка моя, кс-кс-кс, – завопил генерал.

Красавцев с Хуаном кинулись в густой подшерсток леса, продираясь сквозь кусты и оставляя на корявых ветках куски одежды.

– Кс-кс-кс, – шипели оба, пока заветное «мяву» не раздалось совсем рядом.

– Моя куколка, – Анатоль раздвинул осоку и обнаружил Шалаву с двумя котятами, которые вжались в материны бока.

Громадными ладонями он заграбастал кошку и запихал ее под драную джинсовую куртку. Котят по карманам рассредоточил Хуан.

– Молодец, прогрызла мешок, убежала. Ищем еще троих, – скомандовал испанец собаке и ли́су.

Те уже метались по траве, показывая, что оставшиеся дети где-то рядом. Двоих обнаружил Рафик, они сидели перепуганные под корнями деревьев. А о находке третьего оповестил Хосе глухим отчаянным воем. Когда все подошли, обезумевший пес облизывал разорванное тельце полосатого малыша.

– Ястребы порвали или лисы, – тихо сказал Хуан. – Оторвался котя от мамки…

Хосе не хотел верить в смерть маленького друга и в зубах потащил его домой.

Процессия вернулась к вечеру. Батутовна, осознав потерю, схватила грабли и жахнула тыльной их стороной по спине агронома.

– Сссука, сгубил живую душу! – взвизгнула она.

Обалдевший Данила схватил метлу с жесткими прутьями и двинулся в атаку на бабку.

– Остановите ее! – вновь заорал дед, но никто не двинулся с места.

Красавцев взял лопату и вместе с Хосе пошел на гору хоронить котенка. Хуан кормил куриным фаршем усатое семейство, оставшееся в живых. Андрюша включил камеру и начал отстраненно снимать битву для соцсетей. Он назвал ее в духе времени: «Бабуля жжет». Никому и в голову не пришло защищать агронома. В том, что повержен будет именно он, а не Батутовна, сомнений не было.

Пелагея размахивала граблями, как палкой-дзё в айкидо – отчаянно и молниеносно. Железный наконечник с зубьями поддавал противнику то под лопатки, то по коленям, то по ягодицам. Метла агронома была лишь оружием защиты, изредка он отбивал удары бывшей возлюбленной, но все больше старался просто под них не попасть.

– Ну что, буддийская харя, единоборствам тебя не научили? – вопила бабка, орудуя свистящими в воздухе граблями.

– Пощади, дура! – кричал агроном. – Удар ведь тюкнет, первая сдохнешь!

– Как бы не так, – давилась одышкой Батутовна. – Со мной генерал не мог тягаться, а тебя-то, моль, я враз раздавлю!

Данила мечтал бы превратиться в моль и слиться с землей, но по факту скакал, как ворона, высоко задирая ноги. Наконец он, чертыхаясь и матерясь, в несколько прыжков достиг беседки и забился под стол. Ближайшая табуретка стала для него щитом. Батутовна потыкала в нее гребенкой граблей, но поняла, что бой в полуприседе, или в «плие», как сказали бы цирковые артисты юности, ей уже не годам.

Пелагея грузно опустилась на вторую табуретку и наклонилась к агроному:

– Все равно убью тебя, слышишь! Вали в свой дацан, пока жив.

Она пнула ногой под столом, попав Даниле куда-то в подбородок. Старик внезапно вцепился единственным зубом в ее лодыжку. Батутовна взвизгнула и упала в обморок. Андрюша выключил камеру.

– Хуан, бабуля победила, но, похоже, ранена. У тебя есть противоядие от укусов?

Испанец уже стоял рядом с чудесным медицинским чемоданчиком.

– Первая помощь? – уточнил Андрей, вместе с зоологом укладывая Батутовну на садовый лежак.

– Первая, она же вторая, она же реанимация, она же прозекторская, – устало ответил Хуан, накладывая марлю с нашатырем на бабкино лицо.

– Как же ты хорошо знаешь русский! – восхитился Андрюша.

– Да я уже по-испански начал говорить с акцентом. – Зоолог ввел бабке в вену успокоительное. – Сорок уколов от бешенства не потребуется, – добавил он. – Зуб тупой, кожа от укуса не повреждена.

– А мне кто окажет помощь? – проблеял Данила Константинович из-под стола. – Я многократно ранен граблями.

– Вылезай, – зоолог оказался редким гуманистом. – Протру тебя, падлу, водкой.

Агроном кряхтя вылез, снимая майку и демонстрируя на спине параллельные царапины от железной гребенки. Но все же главный сюрприз он приготовил на потом.

Когда с кошачьих похорон вернулся Красавцев, Данила сунул ему под нос кулак:

– Вот это видел? Теперь не расплатишься!

Данила разжал пальцы. На ладони лежал его единственный желтый зуб, не выдержавший соперничества с лодыжкой Батутовны.

Глава 22

Челюсти

Вспоминая затем этот безумный год, Хуан не переставал удивляться генералу.

– Толя, вот какого хера ты оплатил ему вставную челюсть? – вопрошал обрусевший испанец за бутылкой водки, чокаясь с другом граненым стаканом.

– Да черт его знает… Приставучий, гад, оказался… – отвечал Анатоль, закусывая синеватым соленым огурцом, – стыдно как-то стало перед ним…

– Стыдно? – возмущался зоолог. – Уму не растяжимо…

– Непостижимо… – автоматически поправлял Красавцев. – Думал, а вдруг он поумнеет, к Батутовне будет добрее, благодарнее, что ли…

– Знаешь, как это называется? – Хуан двумя пальцами пытался в трехлитровой банке маринада выловить помидорину.

– Ну?..

– Ген Рафаила! Ген, провоцирующий самоуничтожение: доверять тем, кто несет тебе зло! Болезни! Смерть! – горячился испанец.

– Ой-ёй-ёй, – передразнил его генерал. – У нас у всех тут ген Рафаила. У тебя, что ли, его нет? Ты сам лечил ему ссадины, сам спасал от сердечного приступа. Да фиг бы с ним! Тебе Академия наук платит? Нет! А ты продолжаешь изучать своих несчастных лисиц!

– Я люблю их, – тихо сказал Хуан, поглаживая Рафика, который клубочком свернулся у него на коленях.

– Да я тоже люблю твоих лис. – Анатоль разлил остаток бутылки. – Давай выпьем за их здоровье…

* * *

Пока агроном вставлял зубы за деньги Красавцева, наступила зима. Уезжать он не собирался, хотя еще несколько раз проиграл битвы Батутовне. Сначала схлопотал за то, что вынес на помойку ее банки и пакеты (тут Анатоль просто сиял, наблюдая за их сражением), затем за то, что сжег черенки винограда, перепутав их с дровами (вновь получил от генерала по уху), и, наконец, когда решил подлизаться к Хуану и вымыл его чашки Петри с изучаемым материалом.

– Они же пахли говном, – оправдывался агроном, удирая по сугробам и роняя валенки.

Зато когда Данила Константинович окончательно вернулся из города с полным набором зубов во рту, он выдвинул ультиматум:

– Теперь за каждый пинок вы будете платить мне стоимость одного зубного протеза. И вообще, я у вас здесь многого натерпелся. Еще раз эта женщина нападет на меня – заявлю в полицию.

Наличие вставной челюсти, казалось, сделало агронома неуязвимым. У него появилось оружие и одновременно оберег. Вечерами он гулял в зимнем лесу с таким спокойствием, словно мог перегрызть глотку волку. А днем рыбачил недалеко от берега. До конца марта вокруг его лунок держался толстый лед, но за одну неделю потепления он резко расслоился, истончился и образовал овальную полынью.

– Ваш дед зря рыбачит на весенней реке, – предупреждала Батутовну маникюрша Адель Петровна, – провалится, не спасешь.

– Пусть провалится, – отмахивалась бабка, – надоел, паскуда.

В эти моменты глаза ее округлялись, морщины лучеобразно сходились к поджатым губам. Пелагея злобно зыркала в сторону реки и тыкала указательным пальцем в воздух.

– Черт вас разберет, – пожимала плечами Адель, – ведьмака старая. То прихорашивается к приезду жениха, то смерти желает…

Наконец агроном провалился. Случилось это в среду, на закате. Смотал удочку,