«Я не стану слишком распространяться о следующей страсти,господа, – сказала любезная девица. – Я знаю, что среди вас у нее нетак много приверженцев, но вы приказали мне говорить ее, и я подчиняюсь. Одиночень молодой человек с красивым лицом имел причуду языком щекотать мнеотверстие во время месячных. Я ложилась на спину, раздвинув ляжки; он был наколенях передо мной и сосал, приподнимая меня двумя руками за поясницу, чтобыбыло удобнее. Он глотал и влагу из влагалища, и кровь, а поскольку он взялся заэто так умело и был так хорош собой, то я получила разрядку. Член егонапрягался, он был на седьмом небе; было видно, что ничто в мире не моглодоставить ему такого наслаждения, и самая горячая и яростная разрядка,наступившая при непрекращающихся его действиях, вскоре убедила меня в этом. Наследующий день он встретился с Авророй, немного спустя – с моей сестрой, и втечение одного месяца имел дело с каждой из нас, а по прошествии его, безсомнения, проделал то же самое во всех других борделях Парижа.

Эта причуда, как вы сами убедитесь, господа, не являетсятакой уж особенной по сравнению с той, которую имел другой человек (в прошломдруг госпожи Герэн), которого она обслуживала в течение долгого времени; вся страстьего, как она уверяла, состояла в том, чтобы поедать выкидыши и результатыабортов. Его предупреждали каждый раз, когда какая-нибудь девица находилась иподобном положении; он прибегал и проглатывал эмбрион, млея от сладострастия».

«Я знал этого человека, – сказал Кюрваль, – егосуществование и его вкусы не вызывают ни малейшего сомнения». – «Пустьтак, – сказал Епископ, – но, что я знаю еще тверже, чем существованиеэтого человека, так это то, что я последую его примеру».

«А почему бы и нет? – сказал Кюрваль. – Я убежден,что это сможет привести к разрядке, и если Констанс согласится это сделать сомной, поскольку говорят, что она уже залетела, то я обещаю ей заставитьпоявиться на свет ее уважаемого сына до срока и сгрызть его, как сардину». –«О! Все прекрасно знают, в каком ужасе вы пребываете от беременныхженщин, – ответила Констанс. – Всем известно, что вы отделались отматери Аделаиды лишь потому, что она забеременела во второй раз, и если Жюли необманывает меня, она будет остерегаться этого». – «Совершенноочевидно, – сказал Председатель, – что мне не нравится потомство;когда животное оказывается с полным чревом, оно внушает мне яростноеотвращение, но представить себе, что я мог убить свою жену из-за этого, значилобы обмануть вас. Знайте же, вы, потаскуха, что мне не нужна причина, чтобыубить женщину, и особенно такую корову, как вы, чтобы помешать ей произвестисвоего теленка, если она мне принадлежит». Констанс и Аделаида заплакали, и этообстоятельство стало понемногу приоткрывать тайну ненависти, которуюПредседатель питал к очаровательной супруге Герцога; тот же, будучи далеким оттого, чтобы поддерживать ее в этом споре, ответил Кюрвалю, что тому, должнобыть, хорошо известно, что и он, Герцог, любит потомство не больше чем Кюрваль,и что, если Констанс и была беременной, то потомство это пока еще не появилосьна свет. Здесь слезы Констанс потекли с удвоенной силой; она была на канапеДюрсе, своего отца, который в качестве утешения сказал ей, что, если она незамолчит немедленно, то, невзирая на ее состояние, он пинком под зад выставитее за дверь. Несчастная была вынуждена затаить в своем разбитом сердце слезы,за которые ее упрекали, только и сказав: «Увы, великий боже! Я так несчастна,но это – моя участь, и я должна ее сносить». Аделаида также обливалась слезами;Герцог, на канапе которого она находилась, доводил ее из всех сил, чтобы онаплакала пуще; наконец, она смогла тоже унять свои слезы – и когда эта немноготрагическая и услаждающая злодейские души наших распутников сцена завершилась,Дюкло продолжила рассказ такими словами:

«В доме госпожи Герэн была комната, устроенная достаточнолюбопытно и постоянно служившая одному человеку. В ней был двойной потолок исвоего рода очень низкая антресоль, в которой можно было находиться лишь лежа;там помещался этот распутник особого свойства, исполнению прихоти которого я ипослужила. Он запирался с девицей в этом своего рода люкс; его головарасполагалась так, что совпадала с отверстием, открывавшемся в комнату,расположенную на верхнем уровне. Девица, закрытая с этим человеком,использовалась лишь для того, чтобы напрягать его член, а я, разместившисьвверху, должна была делать то же самое с другим мужчиной. Отверстие,расположенное в темном месте, оказывалось открытым, споено невзначай, и я,будто бы из любви к чистоте и чтобы не портить паркет, должна была рукамивозбуждать своего мужчину, заставляя падать сперму в это отверстие: прямо налицо, которое находилось точно под ним. Все было устроено так мастерски, чтоничего не было заметно, и операция удавалась наилучшим образом: в тот момент,когда клиент получал прямо себе на нос сперму того, которому возбуждали членнаверху, он прибавлял к этому свою; и этим все сказано.

Старуха, о которой я вам недавно говорила, появилась снова;ей предстояло иметь дело с другим чемпионом. Это был человек лет сорока; онзаставил ее раздеться донага и стал лизать все отверстия и полости на старомтрупе: жопу, нору, рот, ноздри, подмышки, уши – ничто не было забыто; прикаждом всасывании этот мерзкий тип проглатывал все, что получал. Он неостановился на этом: заставил ее разжевать ломтики пирога и проглатывал их изее рта; он также заставлял ее подолгу, задерживать во рту глотки вина, которымона прополоскала себе горло, и которое он также проглатывал; в течение всегоэтого времени его член находился в состоянии такой сильнейшей эрекции, чтосперма, казалось, вот-вот вырвется оттуда без каких-либо усилий с его стороны.Наконец, он почувствовал, что сейчас она прольется, поспешил к старухе, засунулей язык в отверстие в заду по меньшей мере на один фут и кончил, как безумный».

«Ну вот, черт подери, – сказал Кюрваль, значит,совершенно не обязательно быть молодой и хорошенькой для того, чтобы заставитьтечь сперму? Еще одно доказательство, что во всех наслаждениях именно грязнаявещь притягивает сперму: чем грязнее она, тем сладострастней должна изливатьсясперма». – «Это все соли, – сказал Дюрсе, – соли, выделяемыепредметом, который служит нам в сладострастии, возбуждают наши животные чувстваи приводят их в движение; как можно сомневаться в том, что все старое, грязноеи вонючее обладает наибольшим количеством солей, а следовательно, и большейспособностью возбуждать и доводить до конца нашу эякуляцию?». Все еще некотороевремя обсуждали этот тезис с той и с другой стороны; поскольку предстояли многодел после ужина, было приказано подать его немного раньше; во время десертадевочки, приговоренные к наказаниям, снова прошли в гостиную, где они должныбыли подвергнуться экзекуции вместе с четырьмя мальчиками и двумя супругами,также обреченными на наказание: их вместе составило четырнадцать жертв, то естьвосемь уже известных нам девочек, Аделаида, Алина и четверо мальчиков: Нарцисс,Купидон, Зеламир и Житом. Наши приятели, опьяненные страстью, так отвечающей ихвкусам, окончательно разгорячили себе головы огромным количеством вин иликеров; вышли из-за стола и прошли в гостиную, где их поджидали пациенты; нашидрузья были в таком состоянии опьянения, ярости и похоти, что никто не захотелбы оказаться на месте несчастных юных «преступников». В тот день на оргияхдолжны были присутствовать лишь виновные и четыре старухи, чтобы прислуживать.Каждый был раздет донага, каждый дрожал, каждым плакал, каждый ждал своейучасти; когда Председатель усевшись в кресло, спросил у Дюрсе имя и провинностькаждого субъект к Дюрсе, уже окосевший так же, как и его собрат, взял тетрадь ипопытался читать; буквы прыгали у него перед глазами, и ему не удалосьсовершить задуманное; его сменил Епископ, он был так же пьян, как и его собрат,но умело сдерживал свое опьянение и стал читать поочередно имя каждоговиновного и сто провинность: Председатель определял наказание, соответствующеесилам и возрасту юного преступника, во всех случаях очень суровое. Совершив этуцеремонию, приступили к исполнению приговоров. Мы крайне сожалеем, что планнашего повествования не позволяет нам описать здесь похотливые наказания, нонаши читатели не должны обижаться на нас за это. Как и мы, они, надеемся,чувствуют, что мы не можем в данный момент удовлетворить их любопытство; но онимогут быть уверены, что ничего не потеряют. Церемония была очень долгой:предстояло наказать четырнадцать жертв, к этому примешивались очень милыеподробности. Все было несомненно восхитительно; четверо наших злодеев получилиразрядку и ушли такими уставшими, такими пьяными от вин и наслаждений, что безпомощи четырех «работяг», которые забрали их, никогда бы не добрались до своихкомнат, где, несмотря на то, что они только что совершили, их ждали новыераспутства. Герцог, который в ту ночь, должен был спать с Аделаидой, не пожелалэтого. Она входила в число подвергнутых экзекуции и была хорошо наказана им;пролив сперму в ее честь, он не хотел ее в тот вечер; уложив ее спать на полуна тюфяке, он предоставил ее место Дюкло, восхитительной в своих милостях.