Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один из ключевых жизненных навыков, который дети обязаны выработать, — это способность жить без нас.
В 2013 году появилось беспокойство по поводу плохого психического здоровья учащихся вузов, в особенности тревогу вызывало количество студентов, принимающих лекарства от депрессии. Чарли Гофен, отставной председатель совета The Latin School of Chicago — частной школы, в которой учатся примерно 1100 детей, отправил эту статистику коллеге и спросил: «Как вы думаете, родители в вашей школе предпочтут, чтобы у ребенка была депрессия в Йельском университете или чтобы он был счастлив в Аризонском?» Ответ последовал быстро: «Подозреваю, что 75 процентов родителей предпочли бы первый вариант. Они полагают, что в таком возрасте с психологическими проблемами ребенок справится, а вот вернуться в прошлое и получить степень Йельского университета не получится»[121].
У нас более чем благие намерения. Мы самозабвенно любим детей и хотим для них только самого хорошего. И тем не менее из-за сочетания страха, гонки за поступление в колледж и, наверное, желания потешить собственное эго мы совершенно неправильно воспринимаем, что для детей «лучше». С одной стороны, мы не хотим, чтобы дети бились головой об стену, и защищаем их от обид, а с другой — рискуем их психическим здоровьем.
Вот статистика, на которую, вероятно, ссылался Чарли Гофен.
В проведенном в 2013 году опросе директоров консультационных центров колледжей[122] 95 процентов респондентов заявили, что количество студентов с существенными психологическими проблемами вызывает все большую озабоченность, 70 — что за последний год увеличилось количество студентов с тяжелыми психологическими проблемами, а 24,5 процента обращающихся к ним студентов принимают психотропные препараты (эти лекарства меняют уровень химических веществ в головном мозге, чтобы скорректировать настроение и поведение. Наиболее часто применяются нейролептики, антидепрессанты, лекарства от синдрома дефицита внимания и гиперактивности, противотревожные препараты и стабилизаторы настроения).
В более ранней версии этого опроса, опубликованной в 2012 году, говорится, что с 2000 года студенты стали обращаться в центры психического здоровья на 16 процентов чаще. За тот же период серьезные психические состояния, например депрессия и тревожность, заняли первое место среди причин, по которым студенты обращаются к специалистам по психическому здоровью в кампусе, вытеснив проблемы в отношениях.
В 2013 году American College Health Association опросила почти 100 тысяч учащихся из 153 вузов о состоянии их здоровья[123]. Когда респондентов спрашивали об их переживаниях за последние 12 месяцев, они отмечали следующее:
• 84,3 процента чувствовали подавленность из-за предстоящих дел;
• 79,1 процента чувствовали крайнюю психическую усталость;
• 60,5 процента испытывали сильную грусть;
• 57 процентов — полное одиночество;
• 51,3 процента — подавляющую тревожность;
• 46,5 процента — безысходность;
• 38,3 процента — всеохватывающий гнев;
• 31,8 процента страдали такой степенью депрессии, что им сложно было нормально функционировать;
• 8 процентов всерьез обдумывали самоубийство;
• 6,5 процента намеренно наносили себе порезы или иные повреждения.
Вузы, включенные в это исследование, располагались во всех штатах США. Это были и небольшие гуманитарные колледжи, и исследовательские университеты, и религиозные учреждения, и технические, небольшие, средние и очень крупные. Кризис психического здоровья — проблема не только Йельского университета, Стэнфорда и Гарварда. Проблемы с психикой угрожают детям повсюду. Рост такого рода осложнений среди студентов может быть отражением нашего стремления толкать их к достижениям в учебе, однако, поскольку это явление наблюдается в сотнях школ всех уровней, причина, видимо, не только в желании попасть в элитные школы, но и в какой-то грани американского детства как такового.
«Да, но можно ли говорить о том, что излишняя опека — причина усугубившихся проблем с психическим здоровьем?» — спросите вы, и будете правы, потому что в нашем распоряжении нет доказательств причинно-следственной связи между этими явлениями. Тем не менее многие недавние исследования показывают корреляцию.
Статья, опубликованная в 2010 году Техасским университетом в Остине[124], начинается с признания недостаточности исследований в этой области и необходимости перехода от разбора случаев к эмпирическим доказательствам. Патриция Сомерс и Джим Сеттл опросили 190 специалистов по учебным и студенческим делам в колледжах и университетах по всей стране, и оказалось, что распространенность родителей-«вертолетов» в кампусах стабильно составляла от 40 до 60 процентов. Авторы исследования стремились провести различие между полезными и вредными видами родительского участия. «Положительные результаты формируются, если опека соответствует возрасту; когда родители и студенты вовлечены в диалог; когда студент уполномочен действовать, а родители вступаются, только если нужна дополнительная помощь». Они называют это позитивной родительской вовлеченностью. С другой стороны, существует и негативная: родители-«вертолеты» «неуместно» (а иногда и тайком) вмешиваются в жизнь и отношения своих детей.
В том же 2010 году профессор психологии Нил Монтгомери из Кин-стейт-колледжа в Нью-Гэмпшире провел опрос 300 студентов первого курса в вузах по всей стране и обнаружил, что дети родителей-«вертолетов» менее открыты для новых идей и дел, более уязвимы, тревожны и застенчивы. «У студентов, которым позволяют нести ответственность и не подвергают постоянному контролю — так называемых вольных рейнджеров, — эффект был обратный», — утверждает Монтгомери[125].
Исследование, проведенное в 2011 году Терри Лемуаном и Томом Бьюкененом в Университете Теннесси в Чаттануге, включало более 300 студентов. Было обнаружено, что студенты с «нависающими», сверхзаботливыми родителями чаще принимают лекарства от тревожности и/или депрессии[126]. Поводом для проведения исследования стали наблюдения в аудиториях. «Мы начали сталкиваться с по-настоящему хорошими, способными студентами, которые сдавали превосходные работы… но при этом начинали беспокоиться, как только надо было принять независимое решение без четких указаний преподавателя».