заставляла своих врагов страдать во имя справедливости.

– И как оно?

– Да никак, – Татьяне совсем не хотелось развивать эту тему.

– И то верно. Пустота. Всегда пустота. Хотел возмездия, справедливости… Не-а, не работает так, я ничем ее не лучше. Поступил как говно и умру как говно. Понял, и сразу спокойнее стало. Значит, все правильно придумал. Значит, судьба такая, Маша.

Спутанная речь старика напугала Татьяну.

– Маша? Я Таня. Ты чего такое говоришь?

Сергей Аркадьевич откупорил пузырек с красной жидкостью.

– Прости меня, – прошептал он.

Татьяна среагировала молниеносно, оттолкнула его руку, и содержимое пузырька полилось на пол. Она попыталась забрать склянку, но старик вцепился в нее мертвой хваткой.

– Не дури, отдай!

Татьяна резко потянула руку с пузырьком на себя, склянка осталась у нее в руках, а старик упал на пол, опрокинув кресло. Из потайного кармана инвалидного кресла выпали и покатились по полу три пустых пузырька. Сергей Аркадьевич взревел, закрылся руками. Татьяна поставила пузырек на стол, склонилась над стариком, обыскала, он не сопротивлялся. Потайной карман нашла сразу. Теперь все ясно. Убийство Наташи не было спонтанным или случайным. Это было хорошо спланированное убийство.

Ему было плевать на камеры наблюдения. Плевать, что с ним станет после. Все, чего он хотел, – чтобы эта девица поплатилась за свое преступление.

Старик ревел белугой:

– Оставь меня, слышишь? Верни всё и уходи! Есть у тебя хоть капля жалости?!

– Жалости к тебе?! Нас из-за тебя, может, тут закрыли, паскуда ты немощная! Отвечай, как это было?! – Татьяна схватила лежащего на полу старика за грудки.

– Я… я не знаю, я не хотел!

– Отвечай!

– Я нашел фляжку… Не хотел ее убивать! Хотел, чтобы она поняла…

В комнату вошел Рома:

– Эй, что за кипиш опять?!

Татьяна протянула Роме пустые пузырьки:

– Он Наташу отравил!

На глаза Ромы опустилась густая пелена. Он пнул старика в живот, тот застонал.

– Сука ты! Паралитик ссаный! Поквитаться решил, мразь! Я знал! Знал, что это ты!

– Пустите меня, пустите!

Татьяна пыталась оттащить Рому от старика, но тот был сильнее.

Прибежавшие на крики Андрей и Нурлан оттащили его от старика.

– Какого лешего, Рома?! – заорал Андрей. – Ты можешь хоть пять минут никого не бить?!

– Я этой мрази ногти вырву по одному, блядь! Он у меня второй раз калекой станет!

Нурлан усадил Рому на диван. Старик отполз подальше, тяжело дыша.

Платон молча наблюдал.

– Он сам тебе сказал? – спросил Андрей у Татьяны.

Она кивнула.

Андрей поднял Сергея Аркадьевича, грубо усадил в кресло.

– Ничего я не хотел! Напугать только! Оставьте меня в покое!

Старик плакал и канючил как ребенок.

– Его тоже закрыть надо, – сказала Татьяна. – Чтобы ни нас, ни себя не убил, сволочь. И чтоб по закону ответил!

Рома поднялся, тяжело дыша, подошел к остальным. Нурлан был настороже, чтобы в случае чего вмешаться.

– И все? Просто закроем его, да? – спросил Рома. – Может, мы ему еще яишенку с беконом забомбим? И сок свежевыжатый?!

– Ром, успокойся! – сказал Андрей. – Сколько можно?!

– Да его убить мало! Сука!

Нурлан поднял с пола инструмент с саморезом, протянул Роме.

– На. Убей. Ну? Давай.

Рома не мигая смотрел в глаза здоровяку. Резко выхватил из его рук инструмент и уверенно пошел на старика. Андрей попытался остановить Рому, но Нурлан не позволил:

– Не надо, не мешай.

Рома склонился над Сергеем Аркадьевичем. Старик закрыл голову руками.

С перекошенным от боли лицом Рома замахнулся и со всей силы ударил Сергея Аркадьевича по ногам. Парализованные ноги несчастного не дрогнули, когда саморез вошел в бедро.

Слезы и сопли текли по щекам Сергея Аркадьевича, в глазах застыл ужас. Рома рывком достал окровавленный инструмент из неподвижной ноги старика и сплюнул.

– Живи и мучайся, гнида.

Рома ушел.

– А если бы он его убил? – спросила Нурлана Татьяна.

– Тут как с подростками. Запреты не работают. Надо дать что просят, тогда успокоятся…

– Учитель года, блин, – пробурчала Татьяна.

Андрей и Нурлан увезли Сергея Аркадьевича в туннель, Татьяна вытерла с пола яд. В гостиной снова наступила тишина.

Платон подошел к холодильнику, но на полках было пусто. Он взял со стола и положил в карман пару яблок. Платон умел думать на несколько шагов вперед.

Нурлан и Андрей закатили кресло со стариком в камеру напротив Кати. Сергей Аркадьевич сидел неподвижно, опустив голову, и тихонько всхлипывал. Андрей оставил ему бутылку воды и закрыл дверь.

– Какой-то паноптикум… – пробормотал он еле слышно.

Рома неистово бил саморезом стену. Он кричал и плакал, выплескивая накопившуюся злобу. Андрей оттащил брата от стены, отнял инструмент:

– Силы надо беречь, слышишь? Все, остановись!

– Отъебись! Отъебитесь все! Затрахали! Вы, все! Не люди, а мрази! – Рома упал на колени, тяжело дыша.

Платон вошел в комнату, доедая яблоко, брезгливо поморщился.

– Жесть. Воняет, как в хоккейной раздевалке.

– Будем долбить парами. Вы оставайтесь, – обратился Андрей к Нурлану и Платону, – а мы сменим вас через час.

Он помог Роме подняться, они ушли.

Платон бросил огрызок на пол и взглянул на свои ладони. Несмотря на то что он работал вполсилы, мозоли на руках все равно появились.

– Отстой.

– Не ной, – отрезал Нурлан и бросил ему инструмент.

Платон вздохнул и начал вяло долбить стену, Нурлан принялся выносить в коридор крупные куски штукатурки, чтобы освободить место. Кажется, им потребуется целая вечность.

VI

46 часов с начала эксперимента

По лесу стелился густой туман. Профессор услышал треск ветки и открыл глаза. Ветер. Мещерский ползком добрался до густых кустов и принялся мастерить шину для вывихнутой ноги. Голова была словно набита ватой, во рту пересохло. Профессор не знал, сколько времени он здесь провалялся. Может быть, несколько часов, а может, всего десять минут.

Он соединил несколько веток и примотал к ноге разорванным рукавом рубашки. Руки Мещерского дрожали, щека дергалась. Он спешно закинул в рот таблетку, поднялся. Ногу пронзила острая боль.

Профессор шел, подволакивая больную ногу, стараясь не шуметь. Вздрагивал от любого шороха. Но, кажется, похитителя не было.

Деревья начали редеть. Профессор ускорил шаг, игнорируя боль, подошел к кромке леса. Он надеялся выйти к трассе, но обнаружил, что снова вернулся к заброшенной деревне. Полоса невезений не спешила заканчиваться.

«Черт! Направо или налево? Направо».

Профессор повернул. Позади послышались шаги. Сомнений не было, кто-то бежал следом.

Мещерский быстро заковылял к ближайшему дому, но споткнулся о камень и упал. Боль в ноге стала невыносимой, он собрался с силами и на руках попятился назад, пока не уперся в забор.

Шаги приближались, Профессор приготовил камень. Из-за дома на Мещерского выскочила большая дворняга. Он замер. Пес подошел, обнюхал руки и зарычал, обнажая длинные клики.

Профессор поднял с земли пару щепок и бросил в противоположную от сарая сторону. Пес громко залаял.

– Шшш… тихо! – зашипел Мещерский.

Собака завиляла хвостом и принялась облизывать его лицо.

Грубая рука Охотника схватила Мещерского за плечо. Пес залился лаем, выстрел из ружья заставил собаку убежать, она жалобно поскуливала. Охотник толкнул Мещерского в спину и уложил лицом вниз.

– Не дергайся, колено прострелю!

Связал руки Профессора за спиной, наступив на больную ногу. Охотник попытался натянуть на глаза Мещерского