ей пачку сигарет. Женщина спешно достала сигарету.

– Только курить здесь нельзя, – спокойно произнес Профессор.

– Я вообще не представляю, что дальше делать. Как с таким вообще можно жить, Витя? Как он мог так с нами поступить?

Профессор не любил женских истерик. Он сочувствовал ее горю, но не был готов изображать трагедию и подсаживаться на ее эмоции.

– У него завтра слушание, – сквозь слезы продолжала женщина, – Виталик мне запретил выступать. Просит не лезть. Говорит, сам разберется. Меня не слушает. Может, хоть тебя?.. Так ведь нельзя, Витя! Надо все рассказать!

Нужно было ее успокоить. Мещерский аккуратно коснулся ее плеча:

– Я Кирсанова семнадцать лет знаю. Не послушает. Раз решил – значит решил. То, что он сделал, – ужасно. Это сложно принять. Но если ты хочешь помочь, сделай, как он просит. Пусть ты с этим не согласна, но это будет лучшей поддержкой для него.

Женщина сломала сигарету пополам, нервно заходила по палате. Затем опустилась на стул, виновато посмотрела на ребенка, лежащего под грудой трубок и датчиков:

– Я не смогу пройти через реабилитацию. Быть рядом, поддерживать, утешать. Я все еще злюсь, все еще не простила.

Женщина посмотрела на Мещерского и зашептала:

– Кто я после этого, Витя? Что я за мать, если не могу и не хочу быть рядом со своим ребенком, не хочу помочь ему пережить этот ужас? Кто я после этого?!

Датчики над кроватью громко запищали, и ребенок еле заметно пошевелил пальцами.

IX

51 час с начала эксперимента

Сидя на холодном полу в туннеле, Рома тупо пялился в стену и ни о чем не думал. Сил надеяться, переживать и тревожиться не осталось. Рома смотрел, как жучок ползет по стене к вентиляционной шахте, и вспомнил, что не спит уже вторые сутки. Веки начали тяжелеть.

Андрей испытывал схожие чувства, с той лишь разницей, что еще оставалась энергия для того, чтобы думать о будущем и планировать спасение.

– Пора возвращаться, – тихо сказал он брату.

– Я устал.

– Пойдем, нужно ребят проверить.

– Я его убил, понимаешь? Я человека убил, блядь!

– Ты меня защищал. Если бы не ты, он бы нас всех положил.

– Не могу я. Я уже ничего хочу!

Андрей помог Роме подняться, закинул его руку на свое плечо и повел по коридору.

– Нужно передохнуть, мы давно не спали. А потом соберем мысли в кучу и решим, что делать дальше.

Когда они поравнялись с камерой Кати, Рома вспомнил Нурлана. Как смешил его своими идиотскими шутками, как часто здоровяк вставал на его сторону, успокаивал и помогал не наломать дров. Рома не смог отплатить ему тем же.

– Ты сделал, что должен был, слышишь? – тихо произнес Андрей.

Рома прошел мимо мертвого тела, не в силах обернуться.

Пока они шли по туннелю, Андрей осматривал камеры и темные углы: Кати нигде не было.

В гостиной Андрей осмотрел рану Платона. Кровь удалось кое-как остановить, но требовалась новая перевязка.

Татьяна уже пришла в себя. Она сидела в кресле, держа мокрое полотенце у лба, и смотрела в пол.

Андрей принес ей воды, она сделала пару глотков. В горле адски жгло.

Татьяна виновато посмотрела на Андрея, не решаясь заговорить. Он вопросительно вскинул брови. Она прошептала:

– Это из-за меня Платон пострадал, я виновата…

Андрей закрыл глаза. Разозлиться у него не вышло.

– А Нурлан? – спросил он севшим голосом.

– Он ей помочь хотел. Увидел, что я ее бью, и… – Татьяна посмотрела на Платона и заплакала.

Рома что-то заметил под журнальным столиком. Нагнулся и вытащил оттуда ингалятор.

– Твою мать!

Дверь камеры Сергея Аркадьевича распахнулись. Старик все еще был в сознании, дышал прерывисто.

Увидев Рому, закрыл голову руками. Тот не сразу понял его реакцию, а когда сообразил, устыдился. Во что они превратились…

Рома опустился на колени и вложил в рот старика ингалятор, Сергей Аркадьевич глубоко вдохнул. После третьего вдоха стал дышать ровнее, но все еще был напуган. Рома поднял с пола бутылку воды и протянул старику. Тот жадно выпил.

– Что… что там случилось? – спросил он.

Рома ничего не ответил.

– Как Катя? Все живы?

Рома покачал головой. Произнести это вслух ему не хватило смелости.

– Вы нашли выход?

Рома снова покачал головой, боясь взглянуть старику в глаза.

Сергей Аркадьевич зажмурился. Рома подошел к перевернутому инвалидному креслу.

– Рома, прости меня, прости, Христа ради…

Рома поставил кресло, осторожно усадил старика и вывез в коридор. Сергей Аркадьевич увидел кровавые следы, ведущие в камеру Кати, и труп Нурлана.

X

53 часа с начала эксперимента

В гостиной вокруг журнального столика при свете тусклой лампы сидели Татьяна, Андрей и Рома. Сергей Аркадьевич доедал остатки хлеба.

Татьяна, сгорбившись, накручивала на палец торчащую из свитера нитку. Синдром отмены, кажется, завершился, и теперь она была спокойна и немногословна. Ее лицо опухло, глаз затек, болело все тело. Она пыталась убедить себя, что не виновата в смерти Нурлана. В том, что все так обернулось, виноват только он сам. Она так боялась больше никогда не увидеть племянника, что потеряла связь с реальностью. Впервые в жизни она почувствовала, что не может доверять самой себе, и это ее пугало.

Рома развернул на столе пыльную карту с техническим планом здания, прижав уголки камерами видеонаблюдения.

– Вот. В каморке охранника нашел. Вентиляционная шахта ведет на поверхность. Смотрите… – Рома провел пальцем по плану. – Можно выбраться на второй этаж клиники.

– А если это старый план? – спросил Андрей.

– Вот дата. Туннель заложили два года назад, когда началась реконструкция. А вентиляцию оставили. Сто процентов.

Сергей Аркадьевич подъехал ближе.

– Жопа в том, – продолжил Рома, – что там лаз сантиметров сорок. Никто не пролезет. Кроме Кати.

Повисла пауза. Татьяна пыталась сдержаться, но не смогла.

– Серьезно? Ей нельзя верить! Она же…

– Хватит! – устало прервал ее Андрей. – Мы никому не доверяли, и посмотри, что вышло. Нурлан и Наташа мертвы, старик чуть от астмы не загнулся, Платону неизвестно сколько осталось. Ты Катю избила до полусмерти, и что это дало?

Татьяну мучили сомнения. Неужели она совершила ошибку? Она ведь никогда не ошибалась.

Андрей продолжил вываливать на стол аргументы:

– Твой допрос с пристрастием ничего не дал. Ты не думала, что ошиблась и Катя тут реально, как мы, за что-то расплачивается?

Татьяна намотала нитку на палец так туго, что он побелел. Признавать, что Андрей прав, было физически больно.

– Или отправляем Катю, или все тут останемся, – подытожил он.

Татьяна молчала. Выходит, ей придется доверить свою жизнь этой девчонке. Платону срочно нужна операция, у старика кончалось лекарство. Из еды остались только яйца. Выбора действительно не было.

– Ты прав. Прости, – сдалась она, тяжело вздохнув.

– Осталось только Катю уломать.

– Это точно не ко мне. Со мной говорить не станет. Где она, кстати? Может, уже наверху? – снова на секунду поддалась паранойе Татьяна.

Андрей многозначительно посмотрел. Татьяна подняла руки, сообщая, что сдается.

– Я поищу. А вы за Платоном присмотрите пока. И отдохните, по очереди.

Андрей поднялся.

– А с ним что делать? – окликнул его Рома.

– С кем?

– С Нурланом.

– Не знаю. Потом решим.

Рома кивнул.

Андрей шел по