Он встряхнул рубашку. Она оказалась довольно чистой, хоть и немного слежавшейся. Патч тут же опустил Рен на землю, стянул свою грубую тюремную робу и вместо неё надел новую рубашку, печально взглянув на рваный сюртук.

– Жаль, что его так подрали, – вздохнул он, – кажется, он крепкий и был бы хорош.

Барфер пожал плечами:

– Его можно спасти. А если как следует прополоскать в реке, то он даже пахнуть не будет, – дракогриф посмотрел на Патча. – Кстати… Иди-ка к реке, Патч Брайтвотер, и смой с себя всю тюремную вонь. У меня от неё глаза слезятся ещё больше, чем от запаха мертвечины, – он обернулся к останкам и задумчиво посмотрел на них. – А пока я подумаю, что можно сделать с сюртуком.

Мальчик глубоко вздохнул и с силой потёр руки – от его дыхания шёл пар.

– Холодно? – спросила Рен.

Патч попытался кивнуть, но у него зуб на зуб не попадал. Мальчик разделся и прыгнул в реку, вода оказалась почти ледяной. Вскрикивая и причитая, он мылся так быстро, как только мог, после чего выскочил на берег.

Ещё до купания он развернул свой свёрток и оставил его возле упавшего дерева, на котором сидела Рен, так что, выходя из воды, он тут же замотался в одеяло. Затем насухо вытерся, оделся и снова собрал свои немногочисленные пожитки. Рен запрыгнула ему на плечо и почувствовала, что мальчик всё ещё дрожит.

Тем временем Барфер зашивал порванный сюртук. Патч никогда бы не подумал, что когтистые руки дракогрифа способны на тонкую работу, но тот удивительно ловко обращался с иглой и ниткой.

Покопавшись в сумках, Барфер достал ещё одну катушку. Заметив Патча, он расплылся в улыбке.

– Несколько крупных швов и парочка поменьше – вот и всё! – воскликнул он. – Скоро закончу. – И, присмотревшись к мальчику, обеспокоенно спросил: «А твои губы должны быть такого синего цвета?»

– В-в-в-вода х-х-холоднющая, – ответил Патч, – мне н-н-не н-н-нравится х-х-холод.

– Ох, прости, я должен был об этом подумать! – покачал головой Барфер. Отложив шитьё, он отошёл подальше и широким взмахом хвоста очистил участок земли от травы и мусора, а в центре насыпал горку земли и набросал камней и сухих веток.

– Отойдите, – велел дракогриф и, склонившись над холмиком, широко раскрыл пасть, издав странный, булькающий звук, кашлянул и стукнул себя по груди. – Подождите, сейчас всё будет, – проговорил он и снова распахнул пасть.

В этот раз оттуда вырвался язык пламени, охвативший хворост – с таким звуком разгорается обычно кузнечный горн. Жар дотянулся даже до Патча и Рен, стоявших поодаль, и окоченевший мальчик был тому несказанно рад.

Барфер поддерживал огонь, пока земля не начала мерцать, а камни – заметно потрескивать.

– Ну вот, – сказал он наконец, – грейся!

Пучки перьев вокруг его пасти почернели, а одно перо и вовсе загорелось. Облизнув большой и указательный палец, Патч потянулся и потушил его.

– Спасибо, – сказал Барфер, – дракон и грифон в одном организме не всегда удачно дополняют друг друга. Взять хотя бы грифоньи перья в сочетании с огнедышащей пастью – скоро они опять выпадут, вот увидишь.

Патч сел на землю, наслаждаясь теплом. Рен у него на плече тоже вытянула лапки поближе к огню. Барфер держал сюртук на вытянутых руках, изучая результаты своей работы.

– Постираю его, когда закончу, – сказал он, – на горячем камне должен быстро высохнуть, – с этими словами он вернулся к шитью.

Патч и Рен следили за его работой с откровенным недоумением. Вскоре дракогриф заметил их взгляды. – Что-то не так? – спросил он.

– Прости, – неловко начал Патч, – но, просто… серьёзно, шитьё?

– Мама научила меня, – ответил Барфер. – Это для крыльев.

Он слегка расправил левое крыло, и друзья увидели, что рваная рана была аккуратно зашита. Барфер провёл по ней рукой.

– Я ужасно обращаюсь со своими крыльями, – пояснил он, погружаясь в приятные воспоминания, – так всегда было. Они такие же крепкие, как у дракона, но я привык, что остальные части меня ещё крепче, – в подтверждение своих слов, он поднял толстую ветку и сломал её о собственную голову. – Вот, видите? В детстве я был неуклюжим и постоянно рвал крылья. Если их зашить, они быстрее заживают, но маме надоело это делать, вот она меня и научила. Практики у меня хватает, поверьте.

Несколько минут все молчали: Барфер зашивал сюртук, а друзья грелись у огня. Патч развернул одеяло, которым вытирался, и перенёс его поближе к теплу, чтобы высушить.

– Кстати! Покажи ему Маску Гамельнского Крысолова! – предложила Рен.

– Не хочу пока, – едва слышно пробормотал Патч.

Однако Барфер увидел жесты Рен.

– Маска Гамельнского Крысолова? – оживился он.

Патч пожал плечами.

– Он был в соседней камере. Я видел, как он погиб, причём был гораздо ближе к нему, чем ты. Он снял Маску перед тем, как его забрал из камеры дракон. А я её подобрал.

– Настоящая Железная Маска Гамельнского Крысолова? – поражённо переспросил Барфер.

Патч поднял Маску, раскрыл её и передал Барферу. – Невероятно, – выдохнул тот, вертя её в руках и повторяя действия Патча в обратном порядке. Маска сложилась. – Вчера мы стали свидетелями исторического события. Злодея наконец уничтожили, – он медленно покачал головой и вернул Маску Патчу. – Ну что ж, чем скорее я постираю и высушу этот сюртук, тем быстрее мы сможем продолжить путь. – И, забрав одежду, направился к реке.

Патч сложил вещи в кожаную сумку неизвестного путника. Он посмотрел на гору костей, оставшуюся от него.

– Этот человек искал новой жизни, но надежды и мечты привели его к этой ужасной смерти, – проговорил Патч и покачал головой. – Глядя на эти останки, невольно задумаешься, как бы плохо всё ни сложилось, мы ведь живы, а значит нам повезло больше, чем этому несчастному.

– Я тоже об этом подумала, – добавила Рен.

– О чём? – спросил Патч.

– Стоит держаться подальше от медведей, ответила она и широко улыбнулась.

Вдоль реки идти было легче. Патч не мог нарадоваться на новый сюртук. Барфер хорошо его постирал, правда, странный запах ещё остался, но в сюртуке было тепло. Несмотря на приближение весны, погода стояла холодная.

К вечеру Барфер нашёл укромную полянку, где они могли остановиться до утра. Уставший после долгого перехода, Патч установил палатку и ненадолго прилёг отдохнуть перед ужином – на который он очень надеялся.