Где она сегодня, с кем встречает праздник? Ведь у нее нет семьи… Я еле удержался, чтобы не написать ей, и вместо этого открыл сообщение, которое она прислала несколько дней назад: «И я думаю, что ты тоже прекрасен». Всякий раз, когда я читал эти слова, у меня замирало сердце.

Я так и не понял, почему Эллисон сбежала в тот четверг из дома моей матери. В том, что она именно сбежала, я не сомневался, но не знал причину. Однако мне в любом случае было необходимо рассказать ей о том, что чувствую – она просто меня околдовала. Я больше не мог оставаться в стороне, мне нужно было выговориться, поэтому я написал Эллисон сообщение, как только вышел из маминого дома: через двадцать минут после нее.

Когда она не ответила, я сдался и поехал домой.

Я как раз раздевался, готовясь ко сну, когда услышал, что пришло новое сообщение. Я замер. Это мог быть кто угодно, но это была Эллисон.

В сообщении были обычные безликие слова благодарности. Я уже собирался в отчаянии швырнуть телефон на кровать, когда пришло второе. Мое сердце екнуло, когда я прочел, что она написала.

У меня зудели пальцы, хотелось написать ей, излить свои чувства, но я не мог выразить словами, что чувствовал.

Меня бросило в жар, стало трудно дышать, когда я осознал, что Эллисон, возможно, тоже неравнодушна ко мне. Но действительно ли я был готов сделать следующий шаг, зная, к чему это приведет — к разбитому сердцу Эллисон?

У меня было всего два варианта. Первый: написать Эллисон, что без ума от нее, и второй: держаться от нее подальше. Третьего не дано. Мне очень хотелось выбрать первое, а потом бежать к Эллисон, где бы она ни была. Но я этого не сделал. В тот вечер я так ничего и не написал ей в ответ.

С тех пор каждую свободную минуту меня поглощали мысли об Эллисон, и вот три дня спустя, в канун Рождества, я сидел в доме брата и снова думал о ней.

Я считал, что, не отвечая на ее сообщение, смогу более-менее облегчить ситуацию, но все произошло как раз наоборот. Я понял, что мое влечение к Эллисон — это не выбор, а совершенно неконтролируемая тяга, которая не исчезнет. Я никогда не перестану желать ее. И я неизбежно причиню ей боль, когда она узнает правду о моем прошлом. Она обязательно узнает — можно не сомневаться. Но если я буду с ней, то, возможно, Эллисон узнает меня, начнет доверять и, когда откроется правда, найдет в своем сердце силы понять. Шансов мало, но это мечта, за которую я должен держаться, потому что мой самоконтроль висел на волоске, и он вот-вот оборвется.

Мои внутренний монолог прервала мама, позвав ужинать. Кэлли уже была за столом, я сел рядом. Я помог наложить ей еду, и она начала уплетать картофельное пюре еще до того, как все сели за стол. Признаться, я завидовал: хорошо иногда быть Кэлли Каллахан и не заморачиваться о последствиях своих поступков.

Когда вся семья наконец-то собралась за столом, мы взялись за руки и произнесли молитву: "Благослови нас, Господи, на дары Твои, которые мы собираемся получить..." Я чувствовала себя поистине благословленным тем, что нахожусь в кругу своих родных, и снова задался вопросом, где же сейчас Эллисон?

Стол просто ломился. Здесь была домашняя ветчина и картофельное пюре, пирог из батата и запеканка из стручковой фасоли, кукурузный хлеб и фасоль на гриле. Дениз и моя мама были замечательными поварами.

Разговор за столом варьировался от обсуждения фильма, который будем смотреть после ужина, до последних сплетен из церковного прихода. Я продолжал набивать живот, не внося особого вклада в беседу, но затем мое обжорство было прервано неожиданным вопросом матери:

— Седрик, что происходило между тобой и Эллисон тем вечером?

Калеб тут же посмотрел на меня, с нетерпением ожидая ответа.

— Почему ты спрашиваешь? — нервно спросил я, взял еще один кусочек кукурузного хлеба и начал намазывать маслом.

— Я не слепая, сынок. Я видела, как ты смотрел на Эллисон, и заметила, что ты не отходил от нее целый вечер, отлучался только поменять лампочку. Просто чтоб ты знал: я думаю, что Эллисон потрясающая, и с твоей стороны было бы глупо не добиваться ее, – она подмигнула.

— Кто такая Эллисон? — спросила Дениз.

Очевидно, мой брат умел хорошо хранить чужие секреты.

— Эллисон — новый психотерапевт Кэлли, и твой деверь просто сражен...

— Знаешь, что, мам? – прервал я ее.

— Что, милый? – она улыбнулась.

Чувства к Эллисон рвались наружу. Я уже не мог их сдержать, поэтому ответил:

— Ты абсолютно права. Я сражен наповал. Эллисон потрясающая.— Лицо запылало от смелости, которая потребовалась, чтобы признать эту маленькую часть правды перед моей матерью.

Калеб рассмеялся и отпил пива.

— И что ты собираешься делать? — спросила мама.

Я покачал головой. Что ответить я не знал, как и то, зачем вообще рассказал маме о своих чувствах к Эллисон.

— Знаешь, — между тем, продолжила мама, — Эллисон вернется на работу только в следующий четверг, потому что мы с Кэлли поедем навещать твою тетю в Мэне. Я хотела подарить ей рождественский подарок на вечеринке, но она так внезапно ушла. Подарок в моей машине. На этой неделе у меня встреча в «Ярких горизонтах», и я собиралась завезти подарок Эллисон, когда поеду туда, но, боюсь, что могу не успеть. Сделай мне одолжение, сынок. Позвони Эллисон и, если она дома, отвези подарок сегодня.

«Как-то все это странно. Почему мама не может подождать и отдать подарок в следующий четверг? Но, с другой стороны, ее просьба — это повод увидеться с Эллисон. Грех его упускать».

Конечно, мама не понимала, во что пыталась меня втянуть. Она не знала правды. Порой мне было интересно, что бы она сказала, узнай ее?

— Ну, ты подумай об этом, Седрик. Я не собираюсь давить на тебя. Ее вообще может даже не быть дома, — сказала мама и вернулась к ужину.

Она, вероятно, права. Эллисон, скорее всего, была сегодня с друзьями.

Пока Дениз, мама и Кэлли убирали со стола, я спустился на цокольный этаж за Калебом, чтобы помочь выбрать фильм и посоветоваться.

— Значит, мама тебя раскусила, да? — Калеб ухмыльнулся, сделал глоток пива и плюхнулся на кожаный диван.

Я вздохнул.

— Если бы она только знала! Сегодня до меня дошло, что я