Сергей не то, чтобы прислушался… Он просто решил не усложнять. Первое время ему даже понравилось. Не перед кем отчитываться, оправдываться, быть пунктуальным. Пришел раз в три дня домой, чтобы полить кактус и открыв дверцу холодильника, чтобы долго таращится на сыр с плесенью… И ладно.

Все изменилось после встречи, как у поэта: Ночь. Улица. Фонарь.

Травкин направил ракетницу в пасмурное небо и дернул за «хвостик». Зашипела старая шашка, удивилась, что настал ее час. Выплюнув красный шар, зашлась легким дымком. Единичный «отстрел» осветил весь квартал яркой вспышкой.

— Папа! — задергался Коська в странном танце: «давай, подрыгай попой». — Огонь! Папа! — захлопал в ладоши. Мальчик был счастлив во весь рот. Потом откинул голову на шею матери и зевнул.

— Пусть будет «папа». Только, давай, это станет нашим секретом? — она перекинула его на руках в положение лежа и немного покачала, убаюкивая, как маленького.

— Секет, — согласился на время Коська, закрывая глаза.

Юля уложила мальчика в кровать и пошла убирать со стола остатки праздничных посиделок в холодильник. Елка ей подмигивала разноцветными огнями. Под ней Костик нашел сладкий подарок «Для хороших мальчиков» и машинку. Для Сергея у нее припрятан кожаный ремень и, якобы, позолоченная зажигалка с откидным верхом, как из американских блокбастеров. Осталось только дождаться Травкина со службы…

Звонок выдернул ее из раздумий, где она проигрывала варианты вручения своего подарка.

Подкравшись к входной двери, Юля заглянула в глазок. Бородатая рожа с той стороны в красном колпаке и размалеванным носом, пробасила:

— Открывай! Дедушка Мороз пришел!

Юля прикусила запястье. Пусть думает, что дома никого нет. Постучится и свалит подобру-поздорову. Но гость не унимался.

— Серега-а-а! Ты заколебал дрыхнуть. В кой-то то веки друг приехал с Дальнего Востока, а ты в молчанку играешь. Открывай! — долбанул кулаком по двери.

— Я сейчас полицию вызову. Уходите, — пролепетала Юля и обернулась назад, прислушиваясь, не разбудил ли этот ряженый Костика.

— Ой, да у тебя, Череп, женщина завелась! — присвистнул гость. — Красавица, выгляни. Покажись, девица, дай глаза порадовать… Да и это… полюбоваться, — стал утирать варежкой накладные усы, лыбясь как кот мартовский.

— Идите в жопу! — Юля помнила, что открывать никому нельзя и уже пожалела, что подала голос.

Глава 42

Юля набирала Травкина снова и снова, но номер был занят. Прикусив губу, она нервно мерила коридор шагами. Будь это на улице, вытоптала бы уже траншею.

— Да?! — обрадованно орнула, когда крайне необходимый абонент перезвонил сам.

Мысленно себя одернула, что слишком громко прозвучало. Покосилась в сторону двери комнаты, где Коська спит.

— Юль, впусти дурака. Это мой друг проездом, Аркадий, — проворчал недовольным голосом полковник. Ситуация с дальневосточником ему категорично не нравилась. Но, не оставлять же его на улице в новогоднюю ночь давнего знакомого? — Пусть на диване поспит. Я завтра с утра буду дома.

«Буду дома» — невероятные слова. От них веет теплом, общим бытом, единит их в стаю сородичей. Один на всех дом. И сейчас нужно впустить чужого, незнакомого мужика в накладной бороде.

— Я поняла, — выдохнула Юля, стараясь тянуть время. Пусть поговорит с ней еще. Любое сказанное им слово, для нее имеет значение.

— До завтра, Юль. Надеюсь, до встречи обойдемся без происшествий.

Вот и наговорились. Не успела сказать: «пока», Сережа отбил звонок.

— Хозяюшка-а-а! — тарабанил опять раздражитель спокойствия, будто знал, что она успела поговорить с Сергеем.

«Это натуральное свинство, не предупреждать о своем приезде. Какой, к черту, сюрприз? Им здесь сюрпризов хватает» — сердилась Юлька, открывая ему дверь.

Они смотрели друг на друга. Она — с неким вызовом, вздернув подбородок. Он — умиляясь, что наконец узрел прекрасную деву, к которой ломился битый час.

— Аркадий! — протянул ей большую руку, предварительно стянув морозовскую варежку зажатой подмышкой.

— Юля, — нехотя протянула ладонь, чтобы ее отжали и потрясли. — Только прошу вас не шуметь, сын спит.

Темные глаза смеялись над ней, будто это Юлька в шутовском наряде, а не он волшебник недоделанный.

— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — выдав скороговорку, гость стал раздеваться, стаскивая с себя десять одежек: тулуп Деда Мороза, пуховик, теплый свитер под горло. Бороду повесил сверху, став похожим на обычного, чуть полноватого добряка с румяными щеками.

— Нет, ну как же я вовремя! — он напал на еду, словно неделю не кормили. — Очень вкусно! И это заливное…

— Холодец, — уточнила Юлька о своем творении, подперев щеку кулаком. Ну, мало ли, ей там захотелось в него петрушечки добавить, отварной моркови кружочками. Хуже не стало. Аркаша хомячит за обе щеки, уже половину сожрал, не постеснялся.

— А хотите, курицу с картошкой? — Юля потянула миску с остатками холодца на себя. Сережа еще не пробовал. Этот пришлый меры не видит, пихает, как не в себя.

— Не откажусь, — сказал Аркаша, с сожалением провожая глазами мясное желеобразное вкуснотище.

— Так, вы к нам надолго? — задала насущный вопрос хозяйка, испугавшись, что не сможет прокормить этого мужика, если он еще задержится на несколько дней.

— Завтра поезд, милая барышня. Вечером, — погладил по брюшку довольно Аркадий. И подумав пару секунд, подцепил еще один кусок пирога. — Эх, не будь ты серегиной невестой, я б женился! — уставился на нее маслеными сытыми глазками.

«Боже упаси!» — отвела глаза в сторону Юлька, не ответив на провокацию.

— Так у вас все серьезно? — продолжал допытываться «суйка с носом».

— Аркадий, думаю, мы все сегодня устали. Пора спать, — Юля чинно встала с прямой спиной и стала убирать со стола, намекая, что посидели и хватит. Расходимся.

— Время-то детское! — удивился гость Аркаша, посмотрев на наручные часы. — Всего половина третьего. Можно вина по чуток, — показал на пальцах измерение «чутка».

— Не употребляю и не терплю. Муж бывший… — давай, сочинять на ходу. — Был жуткий пьяница. От синьки и умер. Во сне блевотой захлебнулся. Да и не жилец был, — махнула рукой, будто не замечала вытянутого мужского лица. — Печень и почки почти отказали. Все из-за алкоголя. Почернел весь… Даже язык, — буйная Юлькина фантазия разыгралась ни на шутку.

И хоть бы один глаз дернулся, когда несла альтернативную версию событий.

— Ужас какой! — заохал Аркадий, качая головой. — А я, как раз работаю наркологом… Но, чтобы почернел. С языком, — сделал бровки домиком, продолжал качаться на месте: «Ай-яй-яй, че делается!».

«Вот блин, влипла!» — вздохнула Юля. Ее глаза забегали, не зная, как выкрутится из того, что наплела по дурости. Хорошо, к нему спиной стояла, и не видно ее растерянности и покрасневшего от стыда лица.

Вздохнула всей грудью, и словно решившись, поставила пирог