Кэт смотрит на часы. Консультант опаздывает, а у Рича еще встреча во второй половине дня. Кэт в этом деле не хочется торопиться.

Больше двух лет она часами торчала у кабинетов врачей. В каждой приемной царила своя уникальная атмосфера. Вот кабинет их семейного врача в Хидингли с неряшливыми пластиковыми сиденьями, потрепанными журналами и огромным количеством разбитых и поломанных игрушек. А вот кабинет в онкологическом институте при госпитале Сент-Джеймс, предмет гордости Государственной службы здравоохранения с многомиллионными вложениями: просторный стеклянный атриум и зоны ожидания, обклеенные плакатами, декларирующими, что все «нацелены на борьбу с раком», которые дико раздражали, когда Кэт чувствовала себя особенно скверно. А теперь вот эта приемная – аккуратный веер рекламных буклетов, ухоженные горшечные растения, кулер для воды – где-то посередине между двумя предыдущими. Возможно, руководство клиники решило, что слишком вычурный дизайн лишь подчеркнет предстоящие непомерные траты.

Кэт осматривается. В приемной семейного врача обычно полно студентов и матерей с маленькими детьми, но здесь возрастные рамки довольно узкие (она бы сказала, от тридцати до сорока пяти), и все кажутся довольно состоятельными. Всех их объединяет то, что все испытывают неловкость, как и они с Ричем. Женщина напротив старательно отводит глаза, теребит нитку пиджака. Еще одна пара так крепко сжимает руки друг друга, что им, наверное, больно. А рядом с ними мужчина в униформе постоянно проверяет мобильный телефон.

Такое впечатление, что никто из нас не хочет признавать, что мы здесь, думает она. По крайней мере, здесь вокруг нее не слоняются толпы беременных с огромными животами, как было, когда она в последний раз ходила на УЗИ в больницу в Лидсе неделю назад. Тогда ей было несладко.

Разумеется, в бесплодности нет ничего постыдного, думает Кэт. Мы все в одной лодке. Возможно, стоит завязать с кем-то разговор. Мне было бы легче, если бы можно было поболтать с кем-то. Но это Лондон. Здесь незнакомые люди не разговаривают друг с другом. Может, все они выплескивают чувства в Интернете, как и я.

Кэт снова смотрит на часы. Большая белая дверь по-прежнему крепко закрыта.

Кэт прислушивается. Там кто-то плачет?

Может, это судьба намекает, что нужно передумать? Может, это знак, что взять чьи-то чужие яйцеклетки и оплодотворить их в лаборатории – совершенно неестественный способ создания новой жизни. Но я не могу остановиться, не сейчас. Я хочу этого настолько сильно, что плевать мне, насколько это неестественно. И в любом случае разве неестественно хотеть стать мамой?

Наконец дверь открывается, и оттуда появляется молодая женщина. С виду с ней все совершенно в порядке. За ее спиной доктор Хассан. Его волосы уже не такие прилизанные, как во время презентации, на нем белый халат поверх рубашки и брюк, а не костюм, но все равно приятно видеть знакомое лицо.

– Ричард и Кэтрин Моррис? – спрашивает доктор Хассан.

* * *

Лу ждет в кафе книжного магазина «Кемптаун» и готовится к очередному непростому разговору. Вскоре ее приятель, пыхтя, поднимается по лестнице.

– Ммм, неплохо выглядит. – Хоуи смотрит сквозь круглые очочки на ее бублик и латте. – Заказать тебе еще что-то?

– Спасибо, не надо.

Он стаскивает пиджак, снимает шерстяную шляпу, демонстрируя лысую голову, а потом отправляется к стойке, чтобы сделать заказ. Хоуи возвращается к столику и осматривает полки.

– Это напоминает мне, что надо что-то раздобыть на каникулы, пока мы тут. – Он читает запоем и тараторит слишком быстро. – Я думал, у тебя выходной в пятницу, как так вышло, что мы встречаемся сегодня? Обычно попить кофейку в будни можем себе позволить только мы, фрилансеры.

– У остальных сотрудников сегодня повышение квалификации[20], а мне посещать не обязательно.

– А, понятно. В любом случае рад повидать тебя, куколка. Хотел сказать, что мне очень жаль, что так случилось с Софией.

– Спасибо. – Лу резко меняет тему: – Но поговорить с тобой я хотела не об этом.

– Нет? А о чем тогда? – Он всплескивает руками, явно восторженный. – Звучит интригующе. Клянусь хранить тайну!

Как типично для него, думает Лу. Хоуи любит драмы.

– Я ничего такого не говорила. Просто личное дело.

– Ну ладно.

Он выглядит расстроенным, Лу сомневается. Хоуи – ее близкий друг, отличная компания, но она не уверена, что он подходит на ту роль, которую она собирается ему предложить. Но не хочется судить заранее. В конце концов кто она такая, чтобы решать?

– Я тут думала, вдруг ты… ммм… нууу… не просил ли тебя кто-то раньше… ммм… не хочешь ли ты стать отцом?

У Хоуи отвисает челюсть, рот так и остается разинутым.

Лу знает Хоуи много лет, но она никогда не видела, чтобы он терял дар речи. Она смотрит на него, подняв брови, и ободряюще улыбается.

Наконец он издает смешок.

– Ты серьезно?

Лу расстроена. Видимо, инстинкт правильно ей подсказывал. Это была плохая идея.

– Ну… да.

– Я? Отцом? Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою суперсперму?

В таком виде идея теряет привлекательность.

– Эээ…

– Господи. – Хоуи откидывается на спинку стула, переводя дух.

Он уже знает о разрыве с Софией, но не знает, почему они расстались, поэтому Лу объясняет:

– Я планировала использовать анонимного донора, но передумала. Ты никогда про такое не думал?

Хоуи подается вперед.

– Маленькая гетеросексуальная часть меня просила кое о чем пару лет назад… ей было около тридцати пяти, и она очень переживала, что не может оставить свой след в бесконечности. К счастью для нее, она встретила в итоге кого-то другого. К счастью для меня, мне не пришлось «читать», – Хоуи рисует в воздухе вопросительный знак, – двадцать минут в закрытой комнате, разглядывая раздел нижнего белья в каталоге Фримана[21].

Лу смеется.

– Чтобы было понятнее, я думаю не только о сперме. В некотором смысле анонимный донор куда легче. Быстрее, меньше преград, да и время играет против меня. Но я думаю… – Лу мнется, пытаясь придумать, как лучше сформулировать то, что надумала бессонной ночью. – Думаю, важно, чтобы у моего ребенка был отец. – Лу хмурится, не уверенная, что Хоуи нужны такие подробности, но она обрушивает всю эту информацию на своего приятеля, поскольку сама еще привыкает к этой идее, желая удостовериться, что они друг друга понимают. – Возможно, потому, что я была очень близка со своим отцом, а еще вижу, насколько важна мужская фигура в воспитании отца на примере своих подопечных. В идеале я хотела бы кого-то на роль сородителя.