--Сама себя успокаиваешь?

--Ты хорошо меня знаешь, Ив.

Здесь нас не должна была подстерегать никакаяопасность. Следуя точно по карте, нарисованной жрецом, мы уверенно продвигалисьвперед. Судя по ней же, подземелье не имело замысловатых и загадочныхлабиринтов. Одно только обстоятельство меня настораживало: если эти тоннелипрорыли чудики, то как они сумели так близко подойти к Сердцу Земли?Поинтересуюсь у Сыча, если он мне, конечно, расскажет...

Не из-за Иверлин вовсе, находящейся на седьмоммесяце беременности, а из-за Беса нам приходилось достаточно часто делатьостановки, передышки и привалы. Мне и самой было тяжело идти по камням подкапелью, капающей с потолка, но Ив держалась мужественно и стойко. О Бесе же яумолчу. К его стонам жалобам и причитаньям за время нашего пути привыкла дажеИверлин.

Я не смогла не остановиться возле того самоготоннеля, что вел к Сердцу Земли. Ничего в нем не было примечательного илинеобычного.

--Это тот самый?--спросила Ив, догнав меня итоже остановившись.

--Иногда мне хотелось бы..,--продолжила я вслухсвою мысль, но, опомнившись, смолкла.

--Что?--не поняла подруга.

--Ничего... Тебе известно, что там?

--Сердце Земли. Идем поскорее. Жутковато здесь.

--Идем.

Нам приходилось делать и довольно длительныепривалы, чтоб поспать. Ив, видимо очень утомлялась, раз ей удавалось все жезаснуть на этих камнях. Мне же не спалось от тех мыслей, что роились в голове.Я сидела и наблюдала за тем, как спит моя подруга и как забавно шевелится ееживот, да время от времени толкала Беса, чтоб он не храпел. Слишком многое былодля меня непонятным и необъяснимым, слишком много информации, которая нескладывалась в единую картину... Подождать пока сложится само собой и немучаться догадками,--пыталась я заставить себя. Но напрасно. Как только язабывала об этой своей установке, тревожные думы снова меня обступали со всехсторон. А они были страшней даже тех теней, что отбрасывало на стены подземельяпламя факела.

Не слишком хорошо владеющей картографией, мненепросто было ориентироваться в подземелье, где никаких запоминающихсяориентиров особенно и не было. На определенном этапе пути мы свернули в нужныйнам тоннель, а далее надо было только идти, запоминая ходы и ответвления, чтобснова повернуть туда, куда надо. У меня не было ни часов, ни какого другогохронометра, чтоб определить, сколько времени длиться наш поход, но где-топриблизительно на пятый день пути, так мне казалось по своим ощущениям, намвстретился один чудик. Он сказал нам, что мы идем правильно, и обрисовалдальнейший путь к пещере Сыча уже более подробно. Я даже не предполагала, что вподземелье, где кругом только земля, камни, да сырость можно было отыскатьтакие разнообразные приметы.

Каким-то образом Сыч узнал о нашем приближениии вышел нас встречать. Вероятнее всего в этих самых пещерах имелись и другиеходы, не обозначенные на самодельной карте Абариса. По этим-то ходам, вероятно,до Сыча и долетела весть о нашем приближении. Он встретил нас радушно, весь егоклан обступил нас, приветствуя и гогоча. Один из чудиков принял у меня из рук, обессилевшегоБеса.

--Его только покормить нужно как следует и оноживет,--пояснила я.--Пять дней питался сухим пайком, бедняга.

Странно, но, отдавая божка, я вдруг ощутилакакую-то чуть ли не материнскую жалость к нему. Надо же привязалась к этому проныреи подхалиму!

--Вам нужно на свежий воздух,--сказал Сыч,покосившись на беременную Ив.

--Еще как нужно, Сыч! Проводи нас скорее!

Иверлин слишком утомилась. Я предложила ей дляначала отдохнуть, и лишь потом уже идти к Заварзузе.

--Только не расстраивайся, если Тейу не узнаеттебя сразу. Сама понимаешь, когда вы уезжали, ему было только два года. Водянойс кикиморой заменяли ему родителей.

--А ты?

--Ну... и я тоже. Насколько могла...

--Обещай мне кое-что,--попросила она,поддерживая свой живот.

--Я постараюсь, честное слово, вернуть Ю-Ю. Всебудет хорошо...

К Заварзузе Иверлин пришлось отправиться одной.Здесь в Дремучем Лесу ей совершенно ничего не нужно было опасаться, потому я иотпустила ее с легкостью. А меня попросил задержаться мастер Сыч. Он сказал,что у него есть для меня важные новости.

Я расположилась на травянистом бугорке возлевхода в пещеру Сыча, протянула уставшие ноги, скинула ненецкую куртку,прислонилась утомленно к дереву. Никакие важные новости из Дремучего Мира немогли перекрыть своей важностью те события, что происходили сейчас вГиперборее.

--Что за новости?--спросила я его, прикрывглаза от солнца.--Что новенького в Дремучем Мире?

--Это новости не отсюда. Из мира людей пришливести,--ответил мастер.

Я открыла глаза и сменила положение. Какой-тохолодок пробежал по спине. Выпрямившись, я внимательно посмотрела на Сыча.Дурные предчувствия не замедлили явиться.

--Что случилось?

--Яр при смерти. Хочет тебя видеть...

Я никогда не думала о том, что он можетумереть. Никогда... Мой единственный родной человек, единственный среди тех,кто знает мою тайну. Тринадцать лет назад он стал смертным, стал им из-за меня.И теперь он умирает. Я знала, что рано или поздно это должно случиться. Знала,но не хотела в это верить не хотела об этом задумываться. Я подходила к егодому, сжимаясь от страха при мысли о том, что могу не застать его живым. Вглазах стояли слезы.

--Вы ведь были друзьями?--спросила я Сыча передтем, как отправиться в Мир Людей.

--Мы и сейчас держим связь,--ответил Мастер.--Три дня назад он прислал ко мне вестника. Он просил разыскать тебя.

--Сыч, я должна вернуться в Гиперборею. Я ужене твоя хозяйка, но, пожалуйста, выполни мою просьбу. Мне понадобиться меч.Свой я оставила дома.

--Все сделаю. Не сомневайся...

Яр лежал в постели. Я не могла узнать его: отпрежнего богатыря не осталось и следа. Он заметил меня, и затуманенные глазаего на мгновенье прояснились. Он даже сделал попытку улыбнуться.

--Я не хотел так умереть, лежа на старческомложе.

--Я знаю, ты мечтал погибнуть на поле брани.

--Да.

--Что с тобой случилось?

--Сколько мне лет, помнишь?

--Ты и сам уже точно не сможешь припомнить,сколько.

--Я умираю, потому что пришел мой срок. Я и такслишком задержался на этом свете.

Я изо всех сил старалась сдержать слезы. Дотого, как я увидела его, во мне теплилась надежда на то, что это всего лишьболезнь, что Яр поправиться и снова встанет на ноги. Но теперь я все ясновидела: на его бледном осунувшемся лице слишком отчетливо проявлялась печатьсмерти. Она уже пометила его.