– Дмитрий Васильевич, я не знаю, что вам сказал Алексей Ильич, поэтому вкратце объясню ситуацию. Некто, которого мы для краткости обозначим как «преступник», почти месяц терроризирует его некоей информацией, которая не имеет к Шестопалову никакого отношения, но, будучи обнародована, может очень сильно повредить его репутации. К счастью, Анастасия Кирилловна с самого начала была в курсе событий, и это позволило ее мужу так долго продержаться, а не свалиться с инфарктом или получить нервный срыв. Будь иначе, боюсь, вы бы его уже похоронили. Наконец терпение Алексея Ильича лопнуло и он, наведя самые подробные справки, обратился ко мне. Я знаю, что вы, Дмитрий Васильевич, сейчас чувствуете. Вы обижены на него за то, что он не обратился за помощью к вам, но у него для этого были очень веские причины. И это не недоверие к вашей семье. Просто ему нужна была помощь профессионала.

Я внимательно смотрела на него, он с каменным лицом не менее внимательно на меня, и вдруг я с удивлением заметила, что у него в глазах словно усмешка промелькнула – он явно не считал профессионалом меня, молодую женщину. «Ничего! Еще будешь передо мной извиняться!» – подумала я и продолжила:

– Когда я сегодня приехала в этот дом, о произошедшем знали только трое: Шестопаловы и я. И увеличивать число людей, посвященных в эту проблему, мы не собирались. Но, как оказалось, Дарья Михайловна подслушивала наш с Анастасией Кирилловной разговор от начала до конца и оказалась полностью в курсе событий. Анастасия Кирилловна сообщила об этом мужу, и он решил подключить к этому делу вас с сыном – она бы все равно вам все рассказала. Таким образом, о том, что случилось, сейчас знают уже шесть человек. Как мы уже выяснили, преступник работает на комбинате и, более того, живет в этом поселке. В связи с этим убедительно прошу всех ни в коем случае ничего не обсуждать с посторонними, даже между собой говорить об этом очень осторожно, следить, чтобы вас никто не подслушал, и, самое главное, не предпринимать никаких самостоятельных действий, какими бы благими намерениями они ни были вызваны. Сейчас преступник ничего не подозревает о том, что Алексей Ильич решил покончить с этим издевательством над собой, но! Если преступник почувствует возле себя хоть какое-то движение, если только заподозрит опасность разоблачения, он сделает то, чего так боится Шестопалов – он выложит кое-что в Интернет. И Алексею Ильичу придется доказывать окружающим, что он непричастен к одной мерзкой истории, но слухи все равно поползут – люди ведь всегда охотнее верят в плохое. И Шестопалов, этот заслуженно уважаемый в области человек, станет посмешищем, что здоровья ему не добавит. Ему придется уехать из города, потому что оставаться здесь он не сможет – он не вынесет такого позора. Это пока все. Если есть вопросы, я отвечу.

– Зачем ему это? – спросил Дмитрий Васильевич, голос которого, как и говорила Настя, был низкий и грубый.

– Преступнику? – уточнила я, и он кивнул. – Ему нужна смерть Шестопалова. Я уже говорила Алексею Ильичу, а сейчас повторю вам: преступник замыслил идеальное убийство, которое не оставит никаких следов. А вот зачем? Пока не знаю, буду выяснять. Я получила кое-какую информацию, которую нужно проверить. Поможет это нам или нет, не знаю. Но пока это единственная реальная зацепка, и мы должны отработать ее до конца.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Пензенская область, Лопатинский район, село Денисовка, оттуда в Пензу. Нам нужно выехать очень рано, чтобы успеть сделать все дела за один день и вернуться в Тарасов. Поймите, у нас очень мало времени, проб-лему нужно решить максимально быстро. Алексей Ильич нормально себя чувствует, только притворяется тяжелобольным, в чем ему активно помогают врачи. Но если преступник даже не получит точную информацию, а только заподозрит, что Шестопалов симулирует сердечный приступ, то поймет, что, во-первых, выбранная им тактика не достигла цели, а во-вторых, Алексей Ильич решил как-то противодействовать ему. Тогда он или выложит информацию в Интернет, чтобы подстегнуть ситуацию, или предпримет более радикальные действия.

– Татьяна Александровна! Да говорите вы прямо! – вмешалась домработница. – Убить он может или Настасью Кирилловну, или кого-то из детей. А уж этого Ильич точно не переживет!

– Я бы такое не исключала, – вздохнула я.

Отец и сын Ушаковы переглянулись, и старший сказал:

– Выезжать будем в три часа ночи. Куда подъезжать?

Я объяснила им, где живу, дала номера телефонов, чтобы они позвонили мне, когда будут уже у подъезда, а пока попросила отвезти меня до станции электрички: надо же было и записи с флешки посмотреть, и с Венчиком пообщаться – вдруг он что-то полезное узнал? Да и в дорогу собраться, а еще хотя бы немного поспать – вряд ли в машине у меня это получится.

Попрощавшись с женщинами и Дмитрием Васильевичем, я в сопровождении Егора пошла в примыкавший к дому гараж, где стояла машина Насти. «Да уж! Хорошо жить не запретишь», – подумала я, глядя на это чудо техники, и села на заднее сиденье.

Дорога к станции была расчищена, так что очень скоро я была уже на перроне. Я думала, что буду выглядеть в своей шубе как белая ворона, но ошиблась. Как оказалось, весть о том, что город стоит, успела облететь всех, и те, кому не хотелось терять время в пробках, предпочли поездку по железной дороге, поэтому на общем фоне хорошо одетых людей я ничем не выделялась. Ближайшая электричка шла из области, из Левобережья, через старый мост и, как я опасалась, должна была быть забита до отказа. К сожалению, я оказалась права, поэтому двери брались практически штурмом, а уж о том, чтобы сесть, я и не мечтала. Я сумела пробиться в угол, где стояла, стиснутая со всех сторон, и изо всех сил надеялась на то, что моя шуба не очень пострадает. Нельзя сказать, чтобы в вагоне было жарко, но все-таки теплее, чем на улице, поэтому в воздухе стоял сомнительный аромат мокрой шерсти – это таял снег на одежде людей, в том числе и на моей шубе. В общем, обстановочка была та еще! Когда мы наконец прибыли на тарасовский железнодорожный вокзал, я вышла на «свободу» с чувством величайшего облегчения. Если бы я могла в вагоне хоть рукой пошевелить, то вызвала бы такси прямо оттуда, а теперь мне пришлось ехать на автобусе, потому что незадолго до нас пришел московский поезд, пассажиры разобрали все такси, и машин на стоянке не было.

Короче, домой я приехала в совершенно измочаленном состоянии. Обследовав шубу и с облегчением убедившись, что она не пострадала, я приняла душ и с наслаждением выпила кофе, чтобы привести себя в рабочее состояние – есть после плотного обеда совершенно не хотелось. Потом я заварила себе большой кофейник кофе и переместилась в комнату, к компьютеру. Прежде чем приступить к изучению снимков с флешки, я бросила свои гадательные кости, чтобы узнать, что меня ждет. Выпало 30+15+8, это значило, что мне откроются неизвестные ранее факты.

– Как будто у меня в начале расследования могут быть другие! – фыркнула я и занялась делом.

Когда я увидела первый же кадр, кофе мигом встал у меня поперек горла. Откашлявшись, я стала смотреть дальше и поняла, что Шестопалов показал мне на своем смартфоне самый приличный снимок, потому что остальные были самой откровенной порнографией. В общем, мерзкое было зрелище. Но делать нечего – сама себе такую работу выбрала. В очередной раз пообещав себе купить самую современную технику, потому что моя уже не «тянула», я начала изучать каждый снимок, укрупняя отдельные его фрагменты, и пыталась найти зацепку, чтобы понять, где произвели эту запись.