Чего тут догадываться? Все и так было ясно! Но Настя все-таки тихо сказала:

– Смерть кого-то из нас. Меня или детей.

– Вот именно! – устало произнесла дом-работница. – Или похитят кого-то из вас, что не лучше.

– Но у вас же алабай во дворе, а это собака серьезная, – возразила я. – Никого чужого к дому не подпустит.

– Так это чужого! – чуть не заорала на меня Дарья Михайловна, злясь, что я ничего не понимаю. – А Джим здесь всех знает, они для него не чужие! А ты сама говорила, что паскуда эта в нашем же поселке живет! По-этому решим так. Пока эта история не закончится, я здесь поживу. Ружья у Ильича есть, будет из чего выбрать. Спать буду на диване, на первом этаже, а уж вы, Настасья Кирилловна с детьми – на втором. Туалет с ванной там есть, так что спускаться вам не придется, а еду туда поднять мне труда не составит. А по-хорошему, так вам бы лучше в городскую квартиру перебраться. Отсюда подальше. Спокойнее так всем будет. Мелкую живность с собой заберете, а Джима – Сомовы приютят.

– Настя! Может, тебе действительно лучше так и поступить? – спросила я.

Она подумала, а потом решительно заявила:

– Нет! Мы останемся здесь. Дети знают, что у меня болит нога, и машину я вести не могу, поэтому никуда не просятся, играют с друзьями в поселке. А в городе я их дома не удержу. Хоть грипп и свирепствует, но они же все равно захотят куда-то пойти, а раз я их сопровождать не могу, то с родителями кого-то из одноклассников. А для тех в случае чего родные дети, естественно, ближе моих. Нет, я не хочу рисковать. К тому же здесь огороженная территория и охрана на въезде, а в городе – консьерж в подъезде, охранник на подземной стоянке и все!

– Значит, так и поступим, – подвела черту домработница. – Я поживу здесь, а вы, ваше величество, – она даже чуть поклонилась в мою сторону, – по делам с Егором и Дмитрием поедете. Уж если Ильич моему сыну свою жизнь доверяет, то и вам нечего нос воротить. Они с Димой будут по очереди машину вести, а вы свою работу выполнять. А то карате, видите ли! – фыркнула она. – Да не потому к вам Ильич обратился, что вы руками-ногами махать умеете, а потому что головой думать можете! Вот этим и занимайтесь! – командирским тоном закончила она.

«Ну, сейчас ты у меня получишь по полной программе за все сразу», – злорадно по-думала я.

– План хороший, только реализован не будет, потому что я этим делом больше не занимаюсь, – заявила я. – Настя! Обращаясь ко мне, твой муж особенно настаивал на соблюдении строжайшей конфиденциальности. Он сказал, что мог бы обратиться к другим людям, но опасался утечки информации. К сожалению, именно это и произошло, причем по моей вине – это же я оставила на несколько минут свою сумку без присмотра. А ведь я заверила его, что в моей практике такого не было ни разу. Но я даже представить себе не могла, что ваша домработница имеет обыкновение обыскивать вещи гостей и подслушивать под дверью. Ситуация вышла из-под моего контроля, а я так не работаю. Поэтому, Настя, позвони, пожалуйста, мужу и расскажи о том, что произошло – это ведь ваша домработница, и вы ее знаете лучше, чем я, потому что я не знаю совсем и представления не имею, чего от нее можно ждать. Если он скажет, что мы можем посвятить в эту историю ее семью, то это будет его решение и его ответственность. И я продолжу расследование. Если он скажет, что нужно все прекратить, потому что ведь может стать и хуже, и ты, Настя, знаешь, в чем это заключается и какие могут быть последствия, я немедленно вызываю такси и еду домой, а вы разбирайтесь с Дарьей Михайловной как знаете. Из аванса, который получила от Шестопалова, я не потратила ни копейки и готова вернуть его в любое удобное для тебя время.

– А без этого никак? – с надеждой спросила Настя.

– Это твой муж, это судьба вашей семьи, тебе и решать, – развела руками я.

Настя вздохнула, укоризненно посмотрела на Дарью Михайловну, до которой, кажется, только сейчас дошло, что выпендрилась она совершенно не по делу. Под взглядом хозяйки она притихла, прижала уши и опасливо смотрела на нее, ожидая, что будет. А Настя позвонила мужу и, стараясь быть максимально дипломатичной, описала ситуацию. Не знаю, что Шестопалов говорил жене, но, когда она явно по его просьбе отдала телефон домработнице, он орал на нее так, что даже я разбирала отдельные слова, большей частью малоприятные, хотя мата там и не было. Дарья Михайловна пыталась что-то ответить, но дальше междометий дело не шло – он ей не дал и слова сказать. Но вот она вернула телефон Насте и зарыдала. Она так самозабвенно рыдала, что вид этой плачущей медведицы был способен растопить даже каменное сердце, и мне стало ее жалко – черт побери, ну, не для себя же она в самом деле старалась? Я уже сама не рада была, что так напирала на то, что она в моей сумке копалась. Можно подумать, что я в аналогичной ситуации поступила бы по-другому. Я подошла к ней и тихонько, чтобы не мешать Насте говорить с мужем, начала ее утешать – она ведь за свою преданность этой семье пострадала:

– Ну, не надо! Вы на Алексея Ильича не обижайтесь – речь ведь о его жизни и чести идет. Он месяц на одних нервах продержался, вот и сорвался – не железный же он.

– Он сказал, что я их опозорила, – заливалась слезами домработница. – А я ведь как лучше хотела. Я же о них забочусь, не о себе! Как о родных забочусь! Вот уйду я от них, и пусть живут как знают! И вам, между прочим, можно сказать, жизнь спасла – а ну как прихватили бы вас по дороге?

– Ну, успокойтесь! Не обращайте внимания! Сейчас все на нервах! Пошумел Алексей Ильич и уже забыл об этом, вот и вы забудьте! Мало ли что между близкими людьми бывает? Поссорятся и тут же помирятся! – уговаривала ее я.

Домработница хлюпала носом уже не так активно и уже совсем было стихла, когда Настя, отключив телефон, сообщила:

– Леша обещал, что сам Дмитрию Васильевичу и Егору позвонит и скажет, чтобы они срочно сюда приехали, потому что машину к дальней дороге подготовить нужно.

– Ой, Дима меня убьет! – с новой силой принялась рыдать Дарья Михайловна. – Ильич ему небось тоже скажет, что я вас опозорила!

– Ничего он ему не скажет! – твердо заявила Настя. – Я ему сама кое-что сказала! И он просил передать вам, что он зря погорячился и прощения просит.

– Правда, что ли? – настороженно посмотрела на нее домработница.

– Да, он раскаивается в том, что на вас накричал, – заверила ее хозяйка.

– Да что уж он так, – смутилась Дарья Михайловна. – По делу вообще-то накричал. Не следует прислуге в чужих вещах шариться. Вы же, Настасья Кирилловна, сами знаете, что никогда за мной такого не водилось. Просто непонятно мне было, что тут Татьяна Александровна делает, вот я и решила проверить, кто это, а то вы ведь такая доверчивая, – и перешла к вопросам чисто домашним: – Обедать-то когда будете?

– Скоро, – пообещала ей Настя.

– Ну, так я накрываю тогда, – сказала домработница. – Пока соберетесь, пока поедите, тут и Дима с Егором подъедут. Лучше бы, конечно, вам на служебной Ильича поехать, да скорость у нее не та, и с проходимостью по нашим дорогам беда будет.