Мрак забросил за спину самый тяжелый мешок, сказал бодро:

— Ежели через два дня караван не попадется, я свалюсь.

— Я уже свалился, — простонал Таргитай. Он прилаживал мешокпоменьше, тот перекатывался, бил по шее.

— Тарх, ты набил сухими листьями?

— У Олега легче!

— Поменяйся, — разрешил Мрак. — Но возьми и змею наверевочке.

Таргитай как ошпаренный кинулся к выходу. Яркий светослепил, хотя солнце еще не взошло; в башне привыкли к полумраку. Горы золотогопеска скрывали горизонт, в щелях меж плитами невры увидели застрявшие перья,золотистую шерсть, коричневые сгустки крови. Гольш за ночь убрал трупы людей ичудовищ, но вычистить плиты сил явно не хватило. Мрак ощутил угрюмую гордость:нагадили так нагадили! Что трое невров за день намолотят, сто магов за год неразгребут.

Воздух был холодный, как ящерица, и острый, как секираМрака. Песок скрипел, напоминая о снеге, невиданном в этой преисподней. Крайдальней дюны начал искриться, в Степи в небе уже вспыхнуло бы облачко,подожженное спрятавшимся за дюной охотником-солнцем. Здесь же в синем какперекаленная бронза небе, ни облачка, ни жаворонка. Соврал или не соврал Гольш,предрекая дождь через три дня?

Гольш с порога наблюдал за удаляющимися фигурками. Троестранных людей уходили и уводили на длинном ремешке опасность. Мешки у всехтроих поднимались выше головы, не скрывали, однако, ни рукояти гигантскогобоевого топора, который звероватый оборотень упорно называл секирой, ни рукоятиогненного Меча, ни посоха из закаленной бронзы толщиной в руку. Все непривычноторчали из-за плеч, судя по всему, так носят оружие на Севере.

Гольш изумленно и насмешливо покачивал головой. Молодойволхв пользуется посохом, атрибутом мага, пока что как боевой дубиной. Егопосох весит больше, чем палица воина, не всякому под силу поднять, но леснойволхв упорно жаждет стать магом. Не замечает он и странного кольца на пальце —где такое взял? — от которого веет древней непонятной мощью. Сейчас, чем дальшеудаляются, тем ярче блестит кольцо.

Когда четыре фигурки стали едва различимы, блеск сталнестерпимым. Гольш приложил ладонь ко лбу козырьком, всматриваясь в странныйбелый блеск и красные сполохи пояса из темных металлических пластин — оборотеньбеспечно нацепил нож и флягу, хотя у странного пояса есть наверняка и другоеназначение. Гольш знавал пояса для хранения денег, для перевозки тайных писем,для придания силы, для стрельбы отравленными иглами… У оборотня пояс, которыйне только пояс, но тайны его разгадать Гольш не успел, а оставить его оборотеньотказался наотрез.

Гольш вздохнул, закрыл ворота. Он был так слаб, что какпростой слуга, не прибегая к магии, сам задвинул засов, вдел в петли замок, анаверх потащился как черепаха, отдыхал на каждой третьей ступеньке.

Будет чудо, подумал он хмуро, если люди Леса не сгинут подпалящим солнцем к вечеру. Двойное чудо, если успеют на встречу с караваном,трижды чудо, если доберутся до пустынного мага. Но никакое чудо не поможетубедить пустынника отправить их в сказочную Гиперборею!

Солнце еще карабкалось вверх, а жгучие лучи уже прожигалитроих из Большого Леса насквозь. От соленого пота распахнутые душегрейкиотяжелели, на спинах выступили белые разводы соли. Крупные капли срывались скончика носа, меж лопаток бежали ручьи, намывали на порогах позвонков валикигрязи.

Таргитай брел несчастный, сгорбленный, как черепаха назадних лапах. Мрака раздражал вязкий песок, накаленный воздух, нещадное солнце.Раз-другой пнул подвернувшееся перекати-поле, неожиданно обрушился на Олега:

— Долго будешь вести этот сосуд греха, как гутарил старыймаг?

— Но дорога… к пустынному магу…

— Ночью тебе первому перегрызет горло! Или пасть заткнешь?Так задохнется, вон в соплях путается.

Вздернутый нос рыжей воительницы покраснел и сильно распух.Олег посмотрел несчастливо на свои кулаки, спрятал за спину. Лиска стегнулаоборотня негодующим взглядом, отвернулась. Олег виновато пожал плечами:

— Еще не вечер. Что-нибудь придумаем.

— Не вечер? Ты не доживешь до вечера!

— Мрак…

— Давай я ее сам придушу? Все зло от баб. Верно, Таргитай?

— Верно, — согласился Таргитай. Подумал, добавил: — Затокакое красивое!

Мрак сердито сплюнул. Легкий ветерок закружил песок, бросилгорсть в лицо Мраку. На зубах заскрипело. Оборотень люто выругался, выплюнулвязкий оранжевый комок, в сердцах предложил Таргитаю:

— Хочешь пряник, что несу в мешке? Только раз в ухо дам!

Таргитай опасливо покосился на огромные кулаки Мрака, ужекрепко сжатые. Быстро поменялся с Олегом местами, поставив волхва между собой иоборотнем.

— Лучше меняйся с Олегом. Он пряник зверюке на веревкеотдаст.

Мрак взвыл от разочарования, повернулся к волхву:

— Олег, у меня два пряника — оба отдам. Только раз в ухо,душу отведу!

Олег замученно покачал головой, ему хватало и тугонатянутого ремешка, тоже развлечение: веселись до упаду, огрызайся на еемолчаливые упреки. Упирается вроде ненароком, но всякий раз так, что он либошатается, либо вовсе падает на горячий, как раскаленная сковорода, песок.

— Что за жизнь! — взвыл Мрак, он вскинул умоляющие глаза кнебу. — Уже двое суток, а еще ни с кем не дрался!!!

— Вчера дрались, — сухо напомнил Олег. В голосе молодоговолхва проскользнуло отвращение. — Мрак, по ночам идти сподручнее. Здесь бываеттакой холод, что иней выступает!

Мрак подумал, кивнул. Лицо раздвинулось в злой ухмылке:

— Что значит мудрость! Ты прав. Будем идти и ночь. Аследующий день поспим… может быть.

Теперь взвыл несчастный Таргитай. Мрак оскалил волчьи зубы:

— А ты играй! Песня укорачивает дорогу.

Таргитай перехватил просительный взгляд Олега. Песняобладала странной магией, что была под силу даже дурню, но ни Мрак, ни сам Олегею не владели. Под удачную песню силы прибывали, ноги сами дергались в пляс.Под песню можно забыть о бедах, хоть на час да стать добрее. Мрак бурчит, чтоконя песней не накормишь, но сам слушает, за уши не оттянешь. Даже печальныепесни слушает жадно, будто воду пьет в этих жарких песках.

Рыжеволосая все еще тащилась на туго натянутой веревке. Мракуже прибил бы за такие шуточки, Олег же терпит, ведет, как упирающуюся козу.Идти легко, Олег нацепил ей мешок скорее для виду. Мол, украшает, в отместкуона спотыкается, падает, поднимается так, будто несет на плечах башню Гольша.