— А когда привал? — спросил Таргитай жалобно.

Мрак скалил зубы:

— Как только, так сразу. Высматривай рощу погуще. Чтобы какв старые добрые времена: в тени, у ручья да чтоб рыба скакала над волнами…

Таргитай застонал, вспомнив сказочные места, которые неценил. Сейчас ноги утопают в раскаленном песке — оранжевом и текучем, какрасплавленное золото. Струйки пота бегут ручейками от ушей, сливаются в ручьимежду лопаток, а по ногам уже падают ревущими водопадами. Он даже оглянулся,ожидая увидеть мокрый след на горячем песке.

— Мрак, воды только на сегодня.

— Перебьешься. Утром напузырился сладким квасом, шербетомзовется, так, что из ушей выплескивался!

— Когда это было, — уныло протянул Таргитай. — Брюхо старогодобра не помнит.

Олега дернуло, он пошатнулся, едва не упал. Рыжеволосаяпленница лежала вниз лицом во впадине между горками песка. Рядом с ее головойкрупная зеленая ящерица поспешно зарывалась в песок. Олег со всех ног,расшвыривая оранжевые брызги, кинулся к ней, схватил ее за волосы, вздернул.Она слабо дышала, глаза были закрыты.

— Эй, — позвал он тихо, — Лиска! Не подыхай пока что, ладно?

Она медленно распахнула глаза — крупные, цветарасплавленного песка, слегка раскосые. Губы дрогнули, все такие же пухлые, нетронутые зноем. Олег поежился, женщина смотрела со странной насмешкой.

— Тебя укусила эта тварь? — спросил он торопливо. — Покажигде?

Она отшвырнула его ищущую руку. Упругое тело напряглось подего пальцами. Олег невольно отпрянул, будто вот-вот кинется, зашипит как змея —довела! — а издали донесся нетерпеливый голос:

— Олег! Если змеюка грызанет эту … лапочку, сама тут жеиздохнет в корчах. Волоки ее за волосы! Вон какие патлы. Если прикинется дохлой— прирежь.

Он вздернул ее на ноги, сказал с неловкостью:

— Я бы развязал тебе руки, но ты бегаешь быстрее любого изнас. А какую клятву взять, что не сбежишь, — не ведаю.

— Я такой клятвы не дам, — заявила она гордо.

Ее вздернутый носик смотрел почти в небо, глаза хищноблестели. Отведенные назад плечи натянули тонкую ткань на груди. Олег всяческиотводил взгляд, но всякий раз натыкался на острые бугорки, снова с усилиемотрывался, но женская магия превозмогала его силу. Он поспешил вперед, теперьуже старался держать ремень натянутым.

К полудню зной накалил всех четверых так, что воздухструился над красными обожженными телами. Таргитай падал, перед глазами плыло,а в ушах звенело. Он много и часто пил, вода тут же выступала по всему телумутной соленой грязью, возгонялась, оставляя хрустящую корку. Что не успевалораствориться в накаленном воздухе, сползало ниже, доводя щекоткой доисступления.

— Ничего, — ободрял Мрак. — Это еще не пустыня! Вон пташкапорхает…

Олег бросил короткий взор на раскаленное небо:

— Стервятник.

— Стервами, значит, кормится, — понял Мрак. — Лиска, не ходитуда. Клюнет.

Все трое месили песок молча. Наконец Мрак то ли сжалился, толи забоялся, что околеют, но велел остановиться на привал. Олег в сердцахподумал, что Мрак сам измучился, однако оборотень держался как песчаный волк.Рыжеволосую Лиску внезапно похвалил, что уже начала обгонять их дохловатого, ношибко мудрого волхва. Так же похваливал по дороге песчаных ящериц и змей —живут, заразы! Хоть и не рыжие, как эта. Но все-таки одного корня, хоть и несознается.

В распадке между песчаных гор легли, накрылись от солнцаплащами и одеялами. Мрак натянул тетиву, пощелкал ногтем, прислушался.

— Хорошо поет. Ладно, развяжи этой зверюке передние лапы. Нообъясни — белку бью на лету в глаз. А эта больно схожа, руки чешутся. А идетпусть так, чтобы я видел.

Женщина равнодушно смотрела, как молодой волхв пытаетсяразвязать тугие узлы. Олег пыхтел, едва не обломал ногти, пытался развязатьзубами, наконец взрезал ножом. Она опять не повела бровью, а обрывки стряхнула,когда Олег отполз к Таргитаю. Кисти распухли, ремешок врезался глубоко. Кровьначала пробиваться в онемевшие ладони, она поморщилась, закусила губу.

Остаток дня среди пылающих Песков показался Таргитаювечностью. Над головой в безумной выси выгнулось раскаленное до белесости небо,он шел словно через раскаленное пекло. Сверху падали тяжелые каплирасплавленного золота. Воздух был горячий, а когда поднимался ветерок, Таргитайвсхлипывал, не стыдясь слез: с ветром было еще горячее! Рядом колыхались взнойном мареве три тени. Вроде бы тоже падали, ползли через оранжевое солнце,расплывались.

Ноги Мрака всякий раз почти до колен погружались враскаленный песок. Впереди торчало обгрызенное горлышко кувшина, запечатанноекрасной глиной. Мрак разглядел даже оттиск печатки. На ходу подцепил за горло,с натугой вытащил. Внутри вроде бы заскреблось. Сломал глину, из кувшинавывалился крохотный уродливый бесенок. Весь красный, словно испекся в этихпесках, с узкими глазками.

— Что повелите? — пропищал он.

— Нам к пустынному магу, — прохрипел Мрак.

— Тогда пойдемте, — согласился бесенок. Он заковылял побархану, смешно взрывая песок,. Увязал еще больше Мрака, но старательноразмахивал крохотными лапками.

— Нам побыстрее надо, — сказал Мрак раздраженно.

— Тогда побежали, — предложил бесенок бодро.

Мрак ухватил его за холку, сунул в кувшин. Таргитай только иувидел как Мрак широко размахнулся, кувшин вылетел из его длани как боевойвалун. За дальним барханом взвился фонтан песка и пыли.

Дальше Таргитай смутно помнил, что пришла ночь, он свалилсябез памяти.

Олег был полумертв, пришлось Мраку самому, ругаясь иотплевываясь, связывать маленькую женщину.

— Рыжая, не шелохни и пальцем. Олег спит, а мне только дайповод. Переломаю ноги, скажу, так и было.

Она смолчала, но он видел, что поняла. Его понимали всегда,в отличие от заумного волхва или недоумного дудошника. И верили всегда: у негобыло лицо честного человека. Если скажет, что даст в лоб и уши отпадут, то таки будет. Еще и прыщи осыплются.

Мрак растолкал всех среди ночи, поднял — озябших, лязгающихзубами. Пошли быстрым шагом, сразу увязли, согрелись. Под ногами иногдапохрустывало. Олег ахнул, присел перед чахлым темным кустиком — колючкиблестели инеем!

Таргитай попробовал лизать, разодрал рот. Олег с маленькойрыжеволоской начали отставать. Мрак нахмурился:

— Пусть чапает впереди. Чуть что не так, я ее влет, какутку.

— Мрак, пусть писает как может…