с той планетой странной?

С годами станет ясно,

почему

Планета обернулась тучей пыли.

Но не понять вовеки никому,

Что эти дураки не поделили?

Четверо юных поэтов

с кружками зимнего пива,

Сгрудившись над картошкой

в пакетиках слюдяных,

Перебивая друг друга,

прихлебывая

нетерпеливо,

Задиристо выясняли,

кто же из четверых

Лучший поэт эпохи,

лучший поэт на свете,

Чьи же стихи любимым

будут взахлеб читать,

Будут класть под подушку

в третьем тысячелетье —

Лет через двести, триста,

лет через двадцать пять!

Кто же останется? Кто же…

Быстро стемнело в сквере.

Гаркнула тетя Груня,

кружки сдавать веля…

Все мы останемся в мире —

в разной, конечно, мере,

Если Земля останется…

Слышите вы – Земля!

Словно старая детская книжка,

Словно вид надоевший

в окне —

Та проблема,

с которой мальчишка,

Мой сосед,

постучался ко мне.

Я могу объяснить,

если надо,

Детям после шестнадцати лет,

Как узнать по холодному взгляду,

Приглянулся ты ей или нет.

Как влюбить

и влюбиться навеки,

Как уйти,

никого не виня…

Я учителем был,

и коллеги

Перспективным считали меня!

У парнишки все очень обычно.

Я сомненья развею, как дым,

Поделившись непедагогично

Личным опытом передовым.

В ситуацию вникну дотошно,

Чтоб совет оказался верней…

Но не легче любовь

оттого, что

Мы легко рассуждаем о ней!

Рассужденья мои – пустословье.

Кто рассудит,

как быть мне с тобой?

С нашей бесперспективной любовью

И с моей

перспективной судьбой?!

За окном грохочет темнота —

Между «Комсомольскою» и

«Курской»

На меня взглянула неспроста

Девушка

с насмешливостью грустной!

Тяжело быть юным и неловким, —

Сдерживая искренний порыв,

С девушкой

четыре остановки

Рядом ехать, не заговорив!

А с чего начать?

С погоды…

Глупо.

С комплимента?

Где же взять его…

Так вот и молчишь,

касаясь тупо

Локтем, может,

счастья своего.

Но постойте…

Комплимент выходит!..

Мне бы —

фразу вымолвить стройней…

Но постойте!

Девушка выходит,

Двери мягко сходятся за ней.

Мне смешно,

мне холодно,

мне грустно.

Вот платформа поплыла,

скользя.

Я стою,

лицо к дверям приплюснув,

Хоть и прислоняться к ним нельзя…

Его девчонку видели в кино

С тем длинноногим из восьмого «Б».

И вот —

лицо тоской искажено

И все теперь черным-черно в судьбе.

Он жадно ловит сигаретный дым,

Он разочаровался и обмяк.

Его девчонку видели с другим!

Ну, как тут жить?

Как людям верить?

Как?

Твердит отец, что это – ерунда,

А он, мальчишка, нюни распустил.

Мать говорит,

что это не беда,

А полбеды,

– чтоб он ее простил…

А он кусает губы до крови,

А он кричит, что все на свете ложь!

– Ты, паренек, сожмись, переживи!

Ты в жизни все тогда переживешь…

Сумерки сиреневым туманом

Тихо поднимались от земли.

Я был говорливым мальчуганом.

Мы через Сокольники брели.

И не знали,

где бы нам усесться,

Чтобы скрыть ребяческий испуг.

Бог ты мой,

как трепетало сердце

От касанья несмышленых рук.

А потом —

как вспышка золотая,

Точно дождь из раскаленных струй,

Словно…

Я и до сих пор не знаю,

С чем сравнить тот,

первый поцелуй!

Девушка задумалась на лекции,

Оборвав старательный конспект,

А доцент профессорской комплекции

Углубляет избранный аспект,

Горячится, словно мы замешаны

В том,

что в силу классовых причин

Все почти тургеневские женщины

Выше ими избранных мужчин.

А доцента тянет в настоящее,

И его сравнения резки.

Девушка, взволнованно смотрящая

Вдаль куда-то,

нервно трет виски…

– Не бери ты в голову, красавица,

Как теперь студенты говорят!

Наплевать, что ниже,

если нравится,

Если щеки рядом с ним горят.

Может, он о Кафке без понятия,

А словесность – не его предмет,

Но зато крепки его объятия,

Их надежней в целом мире нет.

У любви натура непонятная.

И, пытаясь разобраться в ней,

Я скажу: кто выше

– дело пятое.

Тут куда важнее, кто – нежней!

Еще я ничего не понимаю.

Не понимаю ничего уже.

Но трубку телефона поднимаю

С тревогою и радостью в душе.

Живу я от звонка

до нашей встречи.

Живу от встречи нашей

до звонка.

Как звонок мир!

Как вечер быстротечен!

Как бодро тело!

Как душа легка!

Какое лето!

Вот через заборы

Листва шагнула прямо на крыльцо…