Мы еще повозились в конюшне, а потом пошли в театр.

Возле него уже стояла съемочная машина-микроавтобус и какая-то голубая иномарка.

– Это Корзинкиной машина, – шепнул мне Алешка. – Нравится? Полюбуйся напоследок.

– Угонишь? – усмехнулся я.

– Взорву, – усмехнулся Алешка.

Съемка репетиции прошла успешно. Сцена захвата офиса понравилась больше всех других сцен. Наши «омоновцы» сработали натурально.

– Вот этот эпизод и пустим в эфир, – сказала довольная Корзинкина. – Пусть наша доблестная милиция посмотрит, как надо работать. – И пошла с режиссером Кабаковым, счастливым до посинения, в буфет выпить по чашечке кофе.

– Мне кой-куда, – сказал Алешка. – Срочно.

Держась за живот, он выскочил из зрительного зала. И скоро вернулся. Тут же вернулись и Корзинкина с Кабаковым, оба довольные друг другом.

Корзинкина поблагодарила актеров, а Кабаков – съемочную группу. И все стали собираться. И вышли из здания всей гурьбой. Обсуждая съемки и обмениваясь впечатлениями.

На улице сразу же стало шумно. Кто-то поскользнулся и упал. Все засмеялись. Кто-то в кого-то бросил снежок. Кто-то кого-то толкнул в сугроб, по-моему, Июлия – Кабакова.

А впереди всех торопливо шагала корреспондент Корзинкина. Она подошла к своей машине – и тихую улицу с медленно падающим снежком оглушил… Нет, не грохот тротила. А дикой силы, прямо-таки поросячий визг.

Корзинкина отскочила от своей иномарки и, тыча в нее дрожащей рукой, завопила:

– Там! Тикает! Под машиной.

Корзинкина лихорадочно покопалась в своей сумочке, выхватила мобильник и, содрав зубами перчатку, стала набирать номер:

– Милиция! Сергей Александрович! Миленький!..

Папа пришел с работы с каким-то особенным выражением лица. Оно было хитрое, довольное и подозрительное, когда он поглядывал на Алешку.

А тот как ни в чем не бывало сопел над своим альбомом, делал вечерние зарисовки дневных впечатлений.

Поужинав, папа принес из кухни чашку кофе и включил телевизор. Мама присела рядом с мандарином.

– Что новенького, отец? – спросила она. – Нашел этих «бомберов»?

– Почти, – ответил папа. – Сегодня еще случай был. Забавный такой. – Тут он сменил добродушный тон на строгий. – Вообще-то, такая забава злостным хулиганством называется.

– Расскажи, – попросила мама. – Люблю про всякие забавные злостности на ночь глядя послушать.

Папа сделал глоток, улыбнулся.

– Раздается у меня телефонный звонок. Снимаю трубку. А там дикий визг: «Милиция! Сергей Александрович! Миленький!»

– В чем дело, гражданка? – спрашиваю.

– Это ваша знакомая! Корреспондент телевидения Корзинкина! Приезжайте скорее! У меня под машиной взрывное устройство тикает!

– Я не специалист в этом деле. Звоните более компетентным сотрудникам.

– Вы не можете мне отказать, Сергей Александрович, миленький. Ведь вы занимаетесь этим делом. Приезжайте, умоляю!

Папа допил кофе и поставил чашку на телевизор. Мама, на этот раз молча, сняла чашку и переставила на стол. Обычно она не упускала случая сделать по этому поводу замечание.

– И ты поехал?

– Конечно. Хотя сразу понял, что это какая-то ерунда. Под машиной тикал старый будильник. Правда, увесистый такой. И где-то я его уже видел. Вот, говорю, Капитолина Павловна, ваше взрывное устройство. Возьмете на память? Это наверняка какие-то мальцы подшутили. Чьи-то дети, говорю. И тут она, так, во всяком случае, мне показалось, что-то смекнула. И говорит подозрительно:

– Не ваши ли дети, гражданин полковник?

– Нет, – отвечаю, – скорее всего, дети Шерлока Холмса.

Алешка на эту историю – ноль внимания. Глазом не моргнул, ухом не дрогнул. Рисует себе, сопит, разглядывает.

– А будильник она взяла на память? – спросила мама.

– Взяла. С охотой.

– Надеюсь, ты ее не предупредил, что его нельзя на «звон» заводить?

– Предупредил, – виновато вздохнул папа.

– Все-таки ты у нас слабохарактерный, – вздохнула мама, забрала чашку и ушла на кухню.

– Алексей, – строго сказал папа. – Это хулиганство.

– А говорить всякие гадости и глупости про милицию на всю страну это не хулиганство? Что ж она, эта Капитолина Кошелкина…

– Корзинкина.

– Какая разница! Что она, не знает, какая у вас трудная и опасная работа?

– В том-то и дело, что знает, – вздохнул папа.

– Я перед ней, так и быть, извинюсь, – пообещал Алешка. – Если сначала она перед тобой извинится.

Лешка продолжал перелистывать свои рисунки. Отложил один.

– Это еще не все? – уверенно спросил папа.

– Я тебя обрадую, – сказал Алешка. – Никакой милиционер в этих шантажах с бомбами не замешан. Это обыкновенный бандит. Дать тебе его фоторобот на память? – И Алешка протянул папе портрет Пашки-террориста. И как ему удалось его срисовать? С одного взгляда.

Папа взглянул на портрет и ахнул:

– Да это Пашка-рэкетир. Он два года подряд на Новом рынке дань с продавцов собирал. Мы только все подготовили, чтобы его взять, как он исчез.

– Его, наверное, – усмехнулся Алешка, – кто-нибудь другой взял.

– А жаль… Простой парень был, деревенский. Лошадей любил. Пока они в его колхозе были.

– Так он их и теперь любит, – как-то странно сказал Алешка. – Только раньше он на них любил стада коров пасти и бидоны с молоком возить. А теперь любит возить бомбы.

Да, жалко, что Лешка не президент.

Папа отложил рисунок.

– А где он сейчас?

– Ты все равно его не арестуешь. Потому что у тебя нет на него… этой… как ты говоришь, доказанной базировки.

– Доказательной базы. А у тебя есть?

– Когда будет, я ее тебе отдам. Только вот не знаю, как она выглядит.

– Убедительно, – усмехнулся папа.

«Восьмое января сего года, – записал я. – Сегодня торжественный день – премьера спектакля „Великан и Роза“ в театре-студии „Золотой ключик“. Мы с Алешкой играем две главные роли: Великана и его нестреляющее ружье».

Мама по этому случаю извлекла свое самое красивое платье и приказала папе, чтобы он не задерживался на работе.

– У ребят сегодня премьера, – небрежно сказала она. – Мы с тобой приглашены. Постарайся не опоздать.

– Есть! – сказал папа. – Правда, на вечер министр собирает очень важное совещание, но я откажусь присутствовать. Скажу: совещайтесь без меня, у меня сегодня премьера.