– Не помнит она. По собственномупризнанию, была «в охмелении». Но, говорит, не барин и не хитрованец, что-топ-промежуточное.

– Ага, уже что-то. – Анисий сталзагибать пальцы. – Во-первых, все-таки мужчина. Во-вторых, характерныйголос. В-третьих, из среднего сословия.

– Все чушь, – отрезал шеф. –Вполне может специально переодеваться для своих ночных п-приключений. И голосподозрительный. Что такое «кошка мурлычет»? Нет, женщину окончательно исключатьнельзя.

Тюльпанов вспомнил про рассуждения Ижицына:

– Да, а место! Где он к ней подошел? НаХитровке?

– Нет, Инеска – б-барышня с Грачевки, иее зона влияния объемлет Трубную площадь с окрестностями. Человек подошел к нейна Сухаревке.

– Сухаревка тоже годится, –сообразил Анисий. – Это от татарской слободы в Выползове десять минутходу!

– Так, Тюльпанов, стоп. – Шеф и всамом деле остановился. – При чем здесь т-татарская слобода?

Тут настал черед Анисия рассказывать. Начал сглавного – с ижицынского «следственного эксперимента»

Эраст Петрович слушал, недобро щурясь. Одинраз переспросил:

– «Кустиго»?

– Да, кажется, Несвицкая именно таксказала. Или нечто похожее. А что это?

– Вероятно, «Кастиго», по-итальянскизначит «кара», – объяснил Фандорин. – Это сицилианская полициясоздала своего рода т-тайный орден, который без суда и следствия уничтожалворишек, бродяг, проституток и прочих обитателей общественного «дна». Вину заубийства члены организации сваливали на местные преступные сообщества и учинялинад ними расправу. Что ж, не так глупо предположила наша повивальная б-бабка. СИжицына, пожалуй, сталось бы.

Когда же Анисий закончил про «эксперимент»,шеф мрачно произнес:

– М-да, теперь если кто-то из этой троицыПотрошитель, голыми руками не возьмешь. Кто предупрежден, тот вооружен.

– Леонтий Андреевич говорил, что, если ниодин во время эксперимента себя не выдаст, то велит установить за всеми тремянаружное наблюдение.

– А что п-проку? Улики, если есть, будутуничтожены. У каждого маньяка непременно имеется что-нибудь вроде коллекции,дорогие сердцу сувениры. Маньяки, Тюльпанов, народец сентиментальный. Ктоклочок одежды с трупа прихватит, кто что-нибудь похуже. Один баварский душегуб,зарезавший шесть женщин, коллекционировал пупки – испытывал роковую слабость кэтой невинной части тела. Засушенные пупки и стали г-главной уликой. Наш же«хирург» знает толк в анатомии и всякий раз чего-нибудь из внутренних органовпри трупе недостает. Полагаю, убийца берет с собой для «коллекции».

– Шеф, а вы уверены, что Потрошитель –непременно медик? – спросил Анисий и посвятил Эраста Петровича в«мясницкую» версию Ижицына, а заодно и в его решительный «план».

– Стало быть, в английскую версию он неверит? – удивился Фандорин. – Но ведь черты сходства с лондонскимиубийствами очевидны. Нет, Тюльпанов, это сделал один и тот же человек. Зачеммосковскому м-мяснику ехать в Англию?

– И все же Ижицын от своей идеи неоткажется, особенно теперь, после провала «следственного эксперимента». Бедныемясники с полудня сидят в кутузке. Он подержит их до завтра без воды, без сна.А с утра возьмется за них всерьез.

Давно уже Анисий не видел, чтобы глаза шефасверкали так грозно.

– Ах, так «план» ужеосуществляется? – процедил коллежский советник. – Что ж. Держу пари,что сегодня ночью еще кое-кто останется без сна. А заодно и без д-должности.Едем, Тюльпанов. Нанесем господину Пыжицыну поздний визит. Сколько мнепомнится, он проживает на казенной квартире в доме судебного ведомства. Этоблизко, на Воздвиженке. Марш-марш, Тюльпанов, вперед!

* * *

Двухэтажный дом судебного ведомства, в которомквартировали холостые и командированные чиновники министерства юстиции, Анисиюбыл хорошо известен. Красно-бурый, длинный, выстроенный на британский лад – сотдельным входом в каждую квартиру.

Постучали в каморку к швейцару. Он выглянулзаспанный, полуодетый. Долго не хотел сообщать поздним посетителям, в какомнумере проживает надворный советник Ижицын – уж больно подозрителен казалсяЭраст Петрович в его живописном маскараде. Только то и спасло, что на Анисиибыла фуражка с кокардой.

Поднялись втроем по ступенькам к нужной двери.Привратник позвонил в колокольчик, сдернул картуз и перекрестился.

– Больно сердиты ЛеонтийАндреевич, – пояснил шепотом. – Вы уж, господа, того, на себя возьмите.

– Возьмем – возьмем, – пробормоталЭраст Петрович, внимательно приглядываясь к двери.

Потом вдруг слегка толкнул ее, и она бесшумноподалась.

– Незаперто! – охнул швейцар. –Вот шалапутка эта Зинка, горничная ихняя. Один ветер в голове! Неровен час грабителикакие или воры. У нас тут в Кисловском давеча случай был…

– Тс-с-с! – цыкнул на него Фандорини поднял палец.

Квартира будто вымерла. Было слышно, как,отбивая четверть, звякнули часы.

– Скверно, Тюльпанов, скверно.

Эраст Петрович шагнул в прихожую, достал изкармана электрический фонарь. Отличная штука, американского изготовления: жмешьна пружинку, и от этого там, а фонарике, энергия вырабатывается, изливается лучсвета. Хотел и Анисий себе такой купить, но очень уж дорог.

Луч пошарил по стенам, пробежал по полу,остановился.

– Ой, матушки! – тоненько пискнулпривратник. – Зинка!

Световой круг выхватил из темнотынеестественно белое лицо молодой женщины с раскрытыми, неподвижными глазами.

– Где спальня хозяина? – резкоспросил Фандорин и тряхнул окоченевшего служителя за плечо. – Веди! Живо!

Бросились в гостиную, из гостиной в кабинет, аза ним обнаружилась и спальня.

Казалось бы, довольно налюбовался Тюльпанов запоследние дни на перекошенные мертвые лица, но такого отвратительного видетьему еще не доводилось.

Леонтий Андреевич Ижицын лежал в постели,широко разинув рот. Неправдоподобно выпученные глаза делали надворногосоветника похожим на жабу. Желтый луч метнулся туда-сюда, коротко осветилкакие-то темные кучи вокруг подушки и отпрянул в сторону. Пахло гнилью инечистотой.

Луч вернулся к страшному лицу. Электрическийкруг сжался, стал ярче и теперь освещал только верх головы мертвеца.

На лбу чернел отпечаток поцелуя.

* * *