– Когда любишь, не про себя думаешь. А яЭраста Петровича люблю. Потому что красивы очень.

– Это уж да, – кивнулТюльпанов. – Красавец, каких мало.

– Я не о том. Телесная красота, онанепрочная. Оспа какая или ожог, и нет ее. Вон в прошлый год, как в Англии жили,в соседнем доме пожар был. Эраст Петрович полез щенка из огня вытаскивать, да иопалился. Платье обгорело, волосы. На щеке волдырь, брови-ресницы пообсыпались.Куда как нехорош стал. А могло и вовсе лицо сгореть. Только настоящая красотане в лице. А Эраст Петрович, он красивый.

Это последнее слово Ангелина произнесла сособенным выражением, и Анисий понял, что она имеет в виду.

– Только боюсь я за него. Сила ему данабольшая, а большая сила – великое искушение. Мне бы вот в церкви сейчас быть,чистый четверг нынче, Тайной Вечери поминование, а я, грешница, и положенныхмолитв читать не могу. Все за него, за Эраста Петровича Спасителя прошу. Уберегбы его Господь – и от людской злобы, а еще более от гордости душепогубительной.

При этих словах Анисий взглянул на часы.Сказал озабоченно:

– Я, признаться, больше насчет людскойзлобы тревожусь. Вон уж второй час пополуночи, а его все нет. Спасибо за угощение,Ангелина Самсоновна, пойду я. Если Эраст Петрович появится, уж пошлите за мной– очень прошу.

Тюльпанов шел обратно, думал об услышанном. НаМалой Никитской, под газовым фонарем, подлетела к нему разбитная девица – вчерных волосах широкая лента, глаза накрашены, щеки нарумянены.

– Приятного вам вечера, антиресныйкавалер. Не пожелаете ли девушку водкой-ликёром угостить? – Поиграланасурьмленными бровями, жарко прошептала. – А уж я бы тебя, красавчика,отблагодарила. Так бы осчастливила, что век бы помнил…

Ёкнуло у Тюльпанова где-то в самой глубинеестества. Недурна собой была гулящая, очень даже недурна. Но с последнегогрехопадения, на масленой, окончательно зарекся Анисий от продажной любви.Скверно потом, совестно. Жениться бы, да Соньку куда денешь?

Анисий сказал с отеческой строгостью:

– Поменьше шлялась бы в ночное время. Неровен час, налетишь на какого-нибудь душегуба полоумного с ножиком.

Однако разбитная девица нисколько нерастрогалась.

– Ишь, заботливый, – фыркнулаона. – Небось не зарежут. Мы под присмотром – дролечка приглядывает.

И точно, на той стороне улицы, в тени виднелсясилуэт. Поняв, что замечен, «кот» неспешно, враскачечку подошел. Шикарный был«котище»: бобровая шапка спущена на глаза, шуба залихватски распахнута,белоснежное кашне в пол лица и гамаши тоже белые.

Заговорил с ленцой, блеснула золотая фикса:

– Я, сударь, извиняюсь. Вы или беритебарышню, или идите себе куда шли. Неча трудовой девушке время отымать.

Девка смотрела на своего покровителя собожанием, и это разозлило Тюльпанова еще больше, чем наглость сутенера.

– Ты мне поуказывай! – засердилсяАнисий. – Я тебя живо в участок доставлю.

«Кот» быстро двинул головой влево-вправо,увидел, что улица пуста, и, еще ленивей, с угрозой, осведомился:

– А доставлялка не обломается?

– Ах вот ты как!

Одной рукой Анисий схватил мерзавца за рукав,другой рванул из кармана свисток. За углом, на Тверском, пост городового. Да идо Жандармского управления рукой подать.

– Бежи, Инеска, я сам! – приказалзолотозубый.

Девка тут же подобрала юбки и припустила совсех ног, а зарвавшийся «кот» сказал голосом Эраста Петровича:

– Ну будет дудеть-то, Тюльпанов. Уши отвас з-заложило.

Пыхтя и звеня сбруей, бежал городовой, СеменЛукич.

Шеф сунул ему полтинник:

– Молодец, быстро бегаешь.

Семен Лукич монету у подозрительного человекане взял, вопросительно взглянул на Анисия.

– Да-да, Сычов, иди, братец, –смущенно сказал Тюльпанов. – Извини, что зря обеспокоил.

Только тогда Семен Лукич взял полтинник,почтительнейшим образом откозырял и отбыл обратно к месту службы.

– Что Ангелина, не спит? – спросилЭраст Петрович, поглядев на освещенные окна флигеля.

– Нет, вас дожидается.

– Тогда, если не возражаете, немного прогуляемсяи п-потолкуем.

– Шеф, что это за маскарад? В запискебыло сказано, что вы попробуете зайти с противоположного конца. С какого такого«противоположного»?

Фандорин покосился на помощника с явнымнеодобрением.

– Плохо соображаете, Тюльпанов. «С противоположногоконца» означает со стороны жертв Потрошителя. Я п-предположил, что женщинылегкого поведения, к которым наш фигурант, кажется, испытывает особеннуюненависть, могут знать то, чего не знаем мы. Допустим, видели кого-топодозрительного, что-то слышали, о чем-то д-догадываются. Вот и решил провестиразведку. С полицейским или с чиновником эта публика откровенничать не станет,поэтому я выбрал наиболее подходящий камуфляж. Д-должен признаться, что вкачестве «кота» имел определенный успех, – скромно присовокупил ЭрастПетрович. – Несколько падших созданий вызвались перейти под моепокровительство, что вызвало неудовольствие со стороны конкурентов, Слепня,Казбека и Жеребчика.

Успеху шефа на сутенерском поприще Анисийнисколько не удивился – писаный красавчик, да еще при полномхитровско-грачевском шике. Вслух же спросил:

– Есть ли результат?

– Кое-что имеется, – весело ответилФандорин. – Мамзель Инеска, чары которой, по-моему, оставили вас нев-вполне равнодушным, рассказала мне занятную историю. Месяца полтора назад,вечером, к ней подошел какой-то человек и произнес странные слова: «Какой утебя несчастный вид. Пойдем со мной, я тебя обрадую». Но Инеска, будучид-девушкой здравомыслящей, с ним не пошла, потому что заметила, как, подходя,он прячет что-то за спину, и это что-то сверкнуло под луной. И вроде бы еще скакой-то девицей, не то Глашкой, не то Дашкой, был похожий случай. Там дажекровь пролилась, но до убийства не дошло. Я надеюсь эту Глашку-Дашку разыскать.

– Это наверняка он, Потрошитель! –воскликнул Анисий в возбуждении. – Как он выглядел? Что рассказывает вашасвидетельница?

– В том-то и штука, что Инеска его неразглядела. Лицо человека было в тени, и она запомнила только голос. Говорит,мягкий, тихий, вежливый. Будто к-кошка мурлычет.

– А рост? Одежда?