Около нас возникает стюардесса с тонометром. Михаил встает, пропуская меня на свое сидение. Стюардесса продевает мою руку в рукав тонометра. Нажимает на кнопку. Автоматический прибор накачивается воздухом, а потом быстро сдувается.

— Восемьдесят на шестьдесят. — озабоченно сообщает стюардесса. — И пульс зашкаливает.

— Низкое. — мрачно констатирует Михаил.

— Может, какие-то лекарства? — задумывается стюардесса.

— Нет, мне нельзя. — отказываюсь. — Просто посплю. Спать очень хочу.

— Вот и правильно. — улыбается девушка. — Сон — лучшее лекарство.

* * *

В Сочи жарко, солнечно, в аэропорту духота. Ждем багаж около ленты.

Стою в кругу Ангелины и Татьяны. Наши боссы переговариваются чуть поодаль. Мокрый красный главбух бросает в меня испепеляющие взгляды, но у меня нет сил злорадствовать. Я проспала весь полет, и все равно еле держусь на ногах. Давление по-прежнему низкое.

Ангелина тоже вся растрепанная и уставшая. На вечер, на сколько я помню запланирован деловой ужин с заказчиками. Не представляю, как я продержусь на нем.

Замечаю на конвейере свою сумку. Тянусь, чтобы ее приподнять.

Тут же рядом проносится вихрь, и мою руку накрывает широкая, мужская. Михаил. Сам поднимает сумку, и не думает возвращать ее мне.

— С дуба рухнула, тяжести поднимать?! — рявкает на меня.

Я отступаю от него. Все же он — грубиян. За те пару часов, что я провела на его плече, нисколечко не смягчили его.

Мне становится так обидно… За что он унижает меня постоянно?

— Ты чего?! — бычит он меня, всматриваясь в увлажнившиеся глаза. — Господи, Овечкина! Давай разревись тут еще при всех!

Вытираю слезы кулаком. Не понимаю, откуда они. Видимо усталость, и гормоны шарашат по мозгам, плюс смена климата.

— Так, ладно пойдем! — решительно берет меня за руку.

* * *

За нами приезжает несколько автомобилей бизнес-класса. Михаил берет меня с собой.

Всю дорогу молчим. Я во все глаза рассматриваю незнакомый город, а также гордый профиль гендира с прямым упрямым носом. Красивый мужчина. Огромный, опасный и злой. Точно медведь. Схожесть с лесным зверем ему придает густая шевелюра, борода, темный волос на руках, который обычно скрыт рубашками и пиджаками, но сегодня он в тонкой футболке, и литые мышцы перекатываются под хлопковой тканью.

У такого как он, богатого, умного, роскошного уверенного в себе самца не может быть ничего общего с такой простушкой как я… Не может, но все же есть. Маленькое сердечко его малыша, что я ношу под своим сердцем. Его частичка, его плоть и кровь, которую он так тщательно отрицает…

Но ведь я рожу. Пусть и не скоро, но все же, осталось чуть больше полугода, и на свет появится его наследник. А если он точно так же будет унижать малыша? Считать его глупым, никчемным, ни на что не способным? Бедный мой мальчик или девочка, они родятся без отцовской любви!

Плачу, реву в три ручья, стараясь быстро смахивать слезы, чтобы никто не заметил.

Михаил поворачивается ко мне. Его глаза скрыты солнечными очками, в них отражается мое распухшее от слез лицо. Он видит в каком я состоянии, и его брови сводятся к переносице.

— Останови! — обращается он к водителю.

Водитель притормаживает около площади с торговыми точками. Я не понимаю, что происходит, поэтому просто пытаюсь продышать забитый нос. Михаил Захарович выходит из автомобиля. Ненадолго скрывается в магазине.

Возвращается с роскошным букетом роз. Розы красные, красивые, тугие нераспустившиеся бутоны на длинных стеблях, перевязанных белоснежной лентой.

— Это тебе. — протягивает он мне розы, садится рядом со мной.

— Эм… — непонимающе смотрю на него, хлюпая носом.

— Не должен был тебе грубить. — поясняет гендир. — Не расстраивайся. Ну вот такой я: грубый и не сдержанный. Привыкай! Ради тебя меняться не собираюсь! Не собираюсь, сказал!

МИХАИЛ ВОРОНОВ

М-да… не такую я представлял себе поездку с Овечкиной. С этой беременностью она стала хрупкой и ранимой. Чуть что сразу в слезы, не держит удар. Моя бывшая жена Эвелина послала бы меня уже раз сто, а Кристина развешивает нюни. Мне не нравится ни один из этих сюжетов. Эвелина была слишком наглой — Кристина скромная до зубного скрежета. Не понимаю, что мне еще нужно?!

Но мне не хочется сильно расстраивать и абьюзить девушку. Ей явно плохо. Низкое давление — не шутки. Поэтому, когда мы наконец добираемся до отеля, я решаю оставить ее в номере отдыхать до завтра.

— Зарезервирован стандартный номер на имя Овечкиной Кристины, — строит мне глазки рецепшионистка.

— Угу. — хмыкаю я. — Пусть, но вещи ее доставьте в мой номер.

Кристина ошарашено поворачивается на меня.

— Но… — пытается слабо возразить, краснея, точно букет, который она сжимает в руках.

— Без «но»! — жестко выдаю я.

Рецепшионистка заполняет бумаги, а Кристина тянет меня за рукав в сторону.

— Чего тебе еще? — бурчу я.

— Ну знаете ли, Михаил Захарович! — сверкает мое несчастье на меня зелеными глазами, — Это уже слишком! Я не буду спать в вашем номере! Я не буду спать с вами!

— Тихо! — рычу я. — Думаешь, я с тобой спать собираюсь?!

Кристина розовеет еще больше. Лучше уж так, а то была до этого бледно-зеленой.

— Ты вон на ногах не стоишь, а если ночью плохо станет?! — продолжаю злится я ее тупости и недальновидности.

— Пусть вы считаете, что я глупая и несамостоятельная, — вдруг упирается мое парнокопытное всеми копытами, — но я с вами в одну постель не лягу!

Удивленно смотрю на Овечкину. Усмехаюсь. Тоже мне, бунтарка мелкая нашлась.

— Я тебя в свою постель не пущу. — мстительно приговариваю. — Теплое местечко еще заслужить надо.

А теперь кровь отливает от лица Кристины. Она покачивается, прикрывает глаза. Надеюсь это не мой отказ в интиме подкосил ее?

— Вот видишь! — ловлю ее за локоть. — мне не нравится твое состояние. Если тебе и ночью станет плохо, то я хотя бы вызову врача.

— Подпишите пожалуйста, здесь и здесь. — отвлекает меня от Овечкиной администратор.

Молча ставлю росчерки.

— А это ваша ключ-карта. Хорошего вам вечера! — светится белоснежной улыбкой сотрудница отеля.

Коротко киваю. Хватаю Овечкину за локоть.

— Пошли! У меня еще ужин деловой предстоит, а ты мне мозги сушишь!

Отпираю дверь ключ-картой. Обычный президентский номер. Огромный, роскошный, но ничего в нем примечательного на мой взгляд нет.