Они проехали через густонаселенный центр: было слышно, как гомонят ребятишки на детских площадках. Миновали завод, поскольку она уловила запах расплавленного металла, явно связанный с доменными печами. Вдобавок человек в горнолыжной маске расчихался.

– У меня аллергия на кошек, – в полный голос извинился он.

Мила подумала о Финци: может, на ней самой осталась кошачья шерсть. Эта мысль неизбежно привела к Алисе. Страшно подумать, что сейчас творится с девочкой. Тысячу вопросов она хотела бы задать незнакомцу, но время не пришло.

Они добирались почти целый час.

Припарковались в месте, где не слышалось никаких звуков. Потом зашуршала железная штора. Человек в маске открыл багажник. Бросив взгляд через заднее стекло, бывший агент полиции поняла, что они находятся в гараже при жилом доме.

– Все в порядке? – осведомился мужчина, протягивая ей короткопалую руку в латексной перчатке и помогая выбраться из багажника.

– В порядке, – подтвердила Мила, все еще настороже, поскольку не очень понимала, где они находятся.

– Иди за мной, – сказал незнакомец, показывая путь.

Чуть позже они переступили порог винного погреба и стали подниматься выше.

В ноздри бросился странный химический запах, вроде жженого пластика или резины, – такая вонь поднимается, когда поджигают шины.

Мила услышала, как за ней закрывается дверь, и поняла, что бежать поздно. Тогда она пристально вгляделась в то, что ее окружало.

Жилище, в которое они попали, было вроде особнячка на одну семью, из тех, что строятся в окрестностях больших городов. Но она ни в чем не могла быть уверена, поскольку окна закрывали тяжелые черные шторы. Мебель скудная, а главное, ею, похоже, давно не пользовались. Ни следа других обитателей.

– Сюда, – показал хозяин дома.

Он привел Милу к двери, за которой начиналась лестница, ведущая в подвал.

Мила заколебалась: не хотела разделить судьбу жертв, по глупости доверившихся злодею и попавших в ловушку, им уготованную.

– Пистолет при тебе, правда? – заметил незнакомец ее нерешимость. Потом, не дожидаясь ответа, начал спускаться.

Добравшись до последней ступеньки, Мила поняла, что очутилась в подвале, служившем кладовкой и домашней прачечной. Но среди шкафов, набитых разной рухлядью и всяческими банками, стояла раскладушка, чуть поодаль виднелся и кухонный уголок.

В самом ближнем шкафу хранился странный набор одежды: рабочие спецовки рядом с элегантными костюмами, молодежные футболки и старые пальто. Мила изумилась при виде туалетного столика с зеркалом, болванок из полиэстера с напяленными на них париками и полки, ломящейся от косметики.

Здесь и жил пригласивший ее человек, внушающий опасения; странный выбор, коль скоро наверху в его распоряжении находился целый дом.

Потом бывшая сотрудница Лимба повернулась и увидела вытертое кресло перед старым компьютером «iMac», с катодной трубкой позади монитора и прозрачно-голубым загрузочным профилем. Эта машина, вспомнила она, в свое время произвела фурор, когда была выпущена на рынок в конце девяностых. Но этот модерновый антиквариат, похоже, работал. На столике, где он стоял, вместе с мышью и клавиатурой были и джойстик, и очки для виртуальной реальности.

Все необходимое, чтобы войти в игру без имени, сразу сообразила Мила.

– Добро пожаловать, – возгласил человек в красной лыжной маске. – Теперь спрашивай о чем хочешь.

– Где Алиса?

– Не знаю, – ответил тот не раздумывая. – Но, хотя полностью гарантировать ничего не могу, почти уверен, что с ней все хорошо.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что твоя дочь – ставка в игре.

Опять игра: что это может значить?

Мужчина снял запачканный пиджак и аккуратно пристроил его на раскладушке, потом сел рядом и замер в выжидательной позе, положив на колени руки, затянутые в перчатки.

– Спрашивай дальше… – подбодрил он Милу.

– Кто ты такой?

– Мое имя ни о чем тебе не скажет, так же как и мое лицо, – спокойно поведал он. – Анонимность – мой маленький пунктик; надеюсь, ты не станешь слишком возражать.

– Зависит от того, кто ты на самом деле, – не унималась Мила. – Я могу прострелить тебе ногу, и тогда ты покажешь мне свое лицо: пуля – убедительный довод, и я уверена, что ты выложишь все, только чтобы не истечь кровью.

– Можешь, но не сделаешь этого…

Мила промолчала. На несколько секунд воцарилась тишина.

– Ну хорошо, – сдался мужчина, видя, что та не отступает. – Много лет назад я решил уничтожить все следы своего существования. Даже если я назову тебе свое имя и сниму маску, ты не найдешь никаких совпадений в архивах и в базах данных. К тому же никто никогда меня не видел, никто меня не знает, я давно оборвал все связи с человеческим родом.

В точности как Энигма, подумала Мила.

– Как тебе удается не попадаться в поле обзора камер видеонаблюдения, которые сейчас повсюду? Ты становишься невидимкой? – усмехнулась Мила.

– Я часто изменяю черты, переодеваюсь, чтобы слиться с толпой. – Он показал на туалетный столик с гримом и на одежный шкаф. – Не оставляю отпечатков пальцев и ДНК, – продолжал он, поднимая руки в латексных перчатках. – Это непросто и требует дисциплины. Но вполне возможно, уверяю тебя.

Милу поразила такая преданность идее.

– У меня нет ни мобильников, ни других электронных устройств, которые позволили бы выяснить мое местоположение и добраться до меня. Единственная техника, которой я пользуюсь, появилась в девяностые годы, когда межнациональным корпорациям еще не позволялось вводить в свою продукцию отслеживающий код.

Мила вспомнила его автомобиль и компьютер. И Энигма прибегал к тем же приемам.

– Я потратил много времени, чтобы прийти к такому результату, – похвастался хозяин дома. – Но в конце концов у меня получилось… Я не существую.

– Как же мне тебя называть?

– Паскаль.

– Паскаль, – повторила Мила. – Как язык программирования, полагаю, – прибегла она к своим скудным познаниям в информатике.

Мужчина промолчал. Тогда Мила, решив идти напролом, указала на очки:

– Расскажи мне о безымянной игре.

Человек в красной горнолыжной маске прошел в кухонный уголок и поставил чайник на электрическую плитку.

– Игра называется «Дубль», но некоторые именуют ее «Запредел», – начал он. – Ее запустили он-лайн чуть раньше начала нового тысячелетия: поэтому графика в ней не так разработана, как в современных видеоиграх. Но по-моему, этот ее винтажный облик поистине прекрасен, ты не находишь?

Мила не отвечала: какая ей разница?

– И все же было бы непростительной ошибкой считать «Дубль» всего лишь игрой, ибо вначале то была прежде всего удивительная утопия.