Въезд во двор преграждали массивные ворота. Я подъехалаближе и открыла окно.

– Проезжайте, – кивнул охранник, взглянув на номермоей машины, должно быть, Аделаида предупредила его о нашем приезде. Воротаоткрылись, и мы въехали на стоянку. Ближайшей к нам машиной оказалсямолочно-белый «Эскалей». Юлька присвистнула, разглядывая его в окно.

– Машина американских реперов, интересно, ктосподобился ее приобрести. Надеюсь, старухе скучать не дают.

– Надо быть добрее, – усмехнулась я. Рядом сроскошной тачкой моя машина выглядела более чем скромно.

– Вот выйду замуж за богатого человека и куплю себетакую же, – мечтательно протянула Юлька.

– Твой Дима в этом смысле перспективен? – спросилая.

– Почему-то у меня возникло чувство, что ты не радасчастью подруги. Если честно, на олигарха он не тянет, скорее на менеджерасреднего звена.

– Чем он занимается, ты узнала?

– Нельзя же сразу спрашивать парня, чем он зарабатываетна жизнь!

– Почему же нельзя? Он тебя спросил, чем тызанимаешься?

– Разве талант скроешь? К тому же в нашей кафешкеобедают в основном журналюги, ведь одно здание оккупировали редакции трехгазет.

– А он не журналист?

– Не похож.

– Может, умело скрывает свои таланты? Тортвозьми, – сказала я Юльке, выходя из машины.

Мы направились к подъезду, любуясь яркими петуниями наогромной клумбе в центре двора.

– Все-таки неплохой домик, – заметилаЮлька. – Твоему Вадиму повезло.

– Он всерьез опасается, что старуха завещает свое добродругому. Я же тебе рассказывала, у нее появилось новое увлечение.

– Помню, помню, а мы, значит, идем на разведку. Иметьбогатых тетушек хорошо, но хлопотно. Какая у нее квартира?

– Двадцать восьмая, – ответила я. Юлька набраланомер на домофоне. – Мы к Аделаиде Викентьевне, – сказала я, услышавсуровое «слушаю». – Лиза и Юля.

Раздался щелчок, и мы вошли в подъезд. Он был просторен,светел и, что немаловажно, чист. Возле лестницы стоял фикус в кадке, потертыйковрик на полу все еще выглядел прилично. По широкой лестнице с чугуннымиперилами с затейливым рисунком мы поднялись на второй этаж. Высоченныедвухстворчатые двери внушали уважение. Звякнул колокольчик, дверь открылась, иперед нами предстала Марья Ивановна, домработница Аделаиды. С хозяйкой у нихбыли довольно странные отношения: раз в полгода они отчаянно ругались, и тогдалибо Марья в сердцах хлопала дверью, либо Аделаида гневно ей на нее указывала,но уже через неделю Марья возвращалась к своим обязанностям, причем тоже пообстоятельствам: то Аделаида звонила ей и, рыдая, умоляла вернуться, то Марьяпоявлялась в одно прекрасное утро и как ни в чем не бывало приступала к работе.Похоже, своей жизни друг без друга они не мыслили.

Марья была лет на пятнадцать моложе Аделаиды, но выгляделастарше хозяйки. Высокая, прямая, как палка, она походила на английскую экономкуиз классических романов. Совершенно седые волосы были собраны в пучок назатылке. Марья Ивановна носила темные бесформенные платья с глухим воротом инеизменные войлочные тапки на резиновой подошве. На лице ее, хмуром и неприветливом,с колючим взглядом, редко появлялась улыбка. Говорила она громко, по-северному«окая». Вадим утверждал, что она из староверов. Вопросов веры, по крайней мерепри мне, она никогда не затрагивала, но было в ней нечто твердое инепреклонное, делавшее умозаключение Вадима не лишенным основания.

– Проходите, – кивнула Марья, пропуская нас вквартиру. – У хозяйки гость. Берите тапки и ступайте в гостиную.

Слово «гость» она произнесла как-то по-особенному. Зная еене первый год, я подумала: он ей чем-то не угодил. Вадима Марья любила иназывала не иначе как «наш славный мальчик», ее отношение ко мне до сих порбыло для меня загадкой.

Под ее хмурым взглядом мы с Юлькой переобулись, сунули ей вруки торт и конфеты, цветы я прижимала к груди. В четырехкомнатной квартиренегде было развернуться из-за обилия антикварной мебели. Прямо напротив входнойдвери красовался огромный буфет, в него можно было бы запихнуть слона, если бытот на это согласился. Дальше шла горка с выставленным в ней кузнецовскимфарфором и стеллажи с коллекцией монет. Свободное пространство стен украшалитарелки, привезенные со всех концов света, сама Аделаида ненавиделапутешествовать, но обожала сувениры.

Из холла в гостиную вели стеклянные двери, оттуда доносилисьголоса: мощный бас Аделаиды и мужской голос, едва слышный. Постучав не безробости, я вошла. Аделаида стояла, опершись на каминную полку, заставленнуюфарфоровыми безделушками. Она была невысокого роста, полная, с необъятнойгрудью, украшенной многочисленными цепочками, подвесками и ниткой жемчуга впридачу. На ней было темно-зеленое платье с большим вырезом, на пухлых рукахбраслеты и штук пять колец, все с бриллиантами. Украшений у Аделаиды имелосьвеликое множество, и она ежедневно их меняла. Вадим удивлялся, как тетку до сихпор не ограбили. Квартира, конечно, была на охране, возле двери располагалась«тревожная» кнопка, впрочем, старуха всегда проявляла осторожность: заглянуть кней в гости могли далеко не все знакомые.

Она увидела нас и шагнула навстречу, театрально вскрикнув иприжав к груди пухлые ладошки.

– Лизанька, милая, как я рада тебя видеть. – Мыприблизились к ней, обойдя круглый стол на ножках в виде львиных лап. –Здравствуй, радость моя, – сказала она, расцеловав меня в обе щеки, потомобняла Юльку, которой едва доставала до плеча, и всплеснула руками: – Спасибо,что навестили старуху. Сейчас будем чай пить, только вас ждали.

Гость все это время сидел в кресле лицом к камину, скрытыйот нас высоченной спинкой.

– Сейчас я вас познакомлю, – засуетилась Аделаида.Гость поднялся и шагнул к нам навстречу, мы с Юлькой быстро переглянулись изамерли с открытыми ртами.