Дверь хлопнула, дом опустел.

Монтэг стоял в ледяной пустыне гостиной, где стены напоминалигрязный снег.

Из ванной комнаты донёсся плеск воды. Он слышал, как Милдредвытряхивала на ладонь из стеклянного флакончика снотворные таблетки.

— Вы глупец, Монтэг, глупец, глупец! О боже, какой выидиот!..

— Замолчите! — Монтэг выдернул из уха зелёную пульку и сунулеё в карман, но она продолжала жужжать:

— Глупец… глупец!..

Монтэг обыскал весь дом и нашёл наконец книги захолодильником, куда их засунула Милдред. Нескольких не хватало, и Монтэг понял,что Милдред сама начала понемножку изымать динамит из своего дома. Но гнев егоуже погас. Он чувствовал только усталость и недоумение. Зачем он всё этосделал?

Он отнёс книги во двор и спрятал их в кустах у забора.Только на одну ночь. На тот случай, если Милдред опять надумает их жечь.

Вернувшись в дом, он прошёлся по пустым комнатам.

— Милдред! — позвал он у дверей тёмной спальни. Никто неответил.

Пересекая лужайку по пути к метро, Монтэг старался незамечать, каким мрачным и опустевшим был теперь дом Клариссы Маклеллан…

В этот час, идя на работу, он вдруг так остро ощутил своёполное одиночество и всю тяжесть совершённой им ошибки, что не выдержал и сновазаговорил с Фабером — ему страстно захотелось услышать в ночной тиши этотслабый голос, полный удивительной теплоты и сердечности. Он познакомился сФабером несколько часов назад, но ему уже казалось, что он знал его всю жизнь.Монтэг чувствовал теперь, что в нём заключены два человека: во-первых, он сам,Монтэг, который ничего не понимал, не понимал даже всей глубины своегоневежества, лишь смутно догадывался об этом, и, во-вторых, этот старик, которыйразговаривал сейчас с ним, разговаривал всё время, пока пневматический поездбешено мчал его из одного конца спящего города в другой. Все дни, какие ещёбудут в его жизни, и все ночи — и тёмные, и озарённые ярким светом луны —старый профессор будет разговаривать с ним, роняя в его душу слово за словом,каплю за каплей, камень за камнем, искру за искрой. И когда-нибудь сознание егонаконец переполнится и он перестанет быть Монтэгом. Так говорил ему старик,уверял его в том, обещал. Они будут вместе — Монтэг и Фабер, огонь и вода, апотом, в один прекрасный день, когда всё перемешается, перекипит и уляжется, небудет уже ни огня, ни воды, а будет вино. Из двух веществ, столь отличных одноот другого, создаётся новое, третье. И наступит день, когда он, оглянувшисьназад, поймёт, каким глупцом был раньше. Он и сейчас уже чувствовал, что этотдолгий путь начался, что он прощается со своим прежним «я» и уходит от него.

Как приятно было слышать в ухе это гудение шмеля, это сонноекомариное жужжание, тончайший филигранный звук старческого голоса! Вначале онбранил Монтэга, потом утешал в этот поздний ночной час, когда Монтэг, выйдя издушного туннеля метро, снова очутился в мире пожарных.

— Имейте снисхождение, Монтэг, снисхождение. Не высмеивайтеих, не придирайтесь. Совсем недавно и вы были таким. Они свято верят, что такбудет всегда. Но так всегда не будет. Они не знают, что вся их жизнь похожа наогромный пылающий метеор, несущийся сквозь пространство. Пока он летит, этокрасиво, но когда-нибудь он неизбежно должен упасть. А они ничего не видят —только этот нарядный, весёлый блеск. Монтэг, старик, который прячется у себядома, оберегая свои старые кости, не имеет права критиковать. Но я всё-такискажу: вы чуть не погубили всё в самом начале. Будьте осторожны. Помните, явсегда с вами. Я понимаю, как это у вас вышло. Должен сознаться, ваш слепойгнев придал мне бодрости. Господи, я вдруг почувствовал себя таким молодым! Нотеперь я хочу, чтобы вы стали стариком, я хочу перелить в вас капельку моейтрусости. В течение этих нескольких часов, что вы проведёте с Битти, будьтеосторожны, ходите вокруг него на цыпочках, дайте мне послушать его, дайте мневозможность оценить положение. Выжить — вот наш девиз. Забудьте об этих бедныхглупых женщинах…

— Я их так расстроил, как они, наверно, ни разу за всю жизньне расстраивались, — сказал Монтэг. — Я сам был потрясён, когда увидел слёзымиссис Фелпс. И, может быть, они правы. Может быть, лучше не видеть жизнитакой, как она есть, закрыть на всё глаза и веселиться. Не знаю. Я чувствуюсебя виноватым…

— Нет, не надо! Если бы не было войны и на земле был мир, ябы сам сказал вам: веселитесь! Но нет, Монтэг, вы не имеете права оставатьсятолько пожарником. Не всё благополучно в этом мире.

Лоб Монтэга покрылся испариной.

— Монтэг, вы слышите меня?

— Мои ноги… — пробормотал Монтэг. — Я не могу ими двинуть.Какое глупое чувство. Мои ноги не хотят идти!

— Слушайте, Монтэг. Успокойтесь, — мягко уговаривал старик.— Я понимаю, что с вами. Вы боитесь опять наделать ошибок. Но не бойтесь.Ошибки иногда полезны. Если бы вы только знали! Когда я был молод, я совал своёневежество всем в лицо. Меня били за это. И к сорока годам я отточил наконецоружие моих знаний. А если вы будете скрывать своё невежество, вас не будутбить и вы никогда не поумнеете. Ну, а теперь шагайте. Ну! Смелее! Идёмте вместена пожарную станцию! Нас теперь двое. Вы больше не одиноки, мы уже не сидимкаждый порознь в своей гостиной, разделённые глухой стеной. Если вам будетнужна помощь, когда Битти станет наседать на вас, я буду рядом, в вашейбарабанной перепонке, я тоже буду слушать и всё примечать!

Монтэг почувствовал, что его ноги — сначала правая, потомлевая — снова обрели способность двигаться.

— Не покидайте меня, мой старый друг, — промолвил он.

Механического пса в конуре не было. Она была пуста, и белоеоштукатуренное здание пожарной станции было погружено в тишину. ОранжеваяСаламандра дремала, наполнив брюхо керосином, на её боках, закреплённыекрест-накрест, отдыхали огнемёты. Монтэг прошёл сквозь эту тишину и,ухватившись рукой за бронзовый шест, взлетел вверх, в темноту, не сводя глаз сопустевшего логова механического зверя. Сердце его то замирало, то снованачинало бешено колотиться. Фабер на время затих в его ухе, словно серая ночнаябабочка.

На верхней площадке стоял Битти. Он стоял спиной к люку,будто и не ждал никого.

— Вот, — сказал он, обращаясь к пожарным, игравшим в карты,— вот идёт любопытнейший экземпляр, на всех языках мира именуемый дураком.

Не оборачиваясь, он протянул руку ладонью кверху, молчаливотребуя дани. Монтэг вложил в неё книгу. Даже не взглянув на обложку, Биттишвырнул книгу в мусорную корзинку и закурил сигарету.

— «Самый большой дурак тот, в ком есть хоть капля ума».Добро пожаловать, Монтэг. Надеюсь, вы теперь останетесь подежурить с нами, разлихорадка у вас прошла и вы опять здоровы? В покер сыграем?